Книга Новая дивная жизнь (Амазонка) - Анатолий Курчаткин

– Говно, не страна, – буйствовал, не мог успокоиться Сергей. – Закон – тайга, медведь – хозяин! Я, классный журналист, не могу нормально заработать на жизнь, вынужден брать! Они меня заставляют брать, а чуть что – ах ты, сволочь! Это они, они-то! Пробу на них ставить негде, а целок из себя корчат, прямо ангелы во плоти! Ангелы, а ноги с копытами! И рога под шляпой! Уезжать, надо уезжать, к чертовой матери, вон!..

– Куда уезжать? – сумела вставиться в его извержение Маргарита.

– Куда?! – глянул на нее Сергей все тем же темным, яростно-слепым взглядом. Казалось, он не понял, о чем она спросила его, и его ответный вопрос – механически подставленная пинг-понговская ракетка, отщелкнувшая целлулоидный шарик обратно. Но неожиданно взгляд его стал светлеть и сделался осмысленным. – Было бы куда, вот вопрос! Где мы нужны? Пойди попросись остаться в какой-нибудь Франции – за шкирку тебя и обратно! В Германию – только евреям и этническим немцам. Хорошо быть евреем: не в Америку, так в Германию.

– Да, хорошо, – не удержалась, проговорила Маргарита. – А если бы родился в этой Германии лет шестьдесят назад?

– Кто говорит про шестьдесят лет назад? – мгновенно парировал Сергей. – Речь про сейчас. Некуда русскому податься! Сгнивай в этой стране, не нужны никому!

– И что бы ты там делал, в Германии? – Странным образом этот внезапно возникший разговор что-то задел в Маргарите, взбудоражил ее, она словно бы попробовала некой незнакомой прежде еды, и оказалось, хочет еще и еще. – Ты журналист, пишешь на русском, что там русскому журналисту делать?

– Нашлось бы. Немецкий бы выучил. Я не дебил. – Сергей достал из кармана расческу и принялся расчесывать волосы. Они у него были великолепные. И цвет, и стрижка, и густота. Маргарита обожала смотреть на него, когда он расчесывается. – Но вообще, конечно, что Германия, нужно в Америку. Въехать туда – и начинать колотиться. Как в притче? Побилась-побилась мышка в сметане – и сбила масло. Что я, не сумею в конце концов грин-карт получить? Не мытьем, так катаньем, – получу!

– А я? – непроизвольно, с растерянностью вырвалось у Маргариты.

– Что ты?

– Ну, ты в Америку, а я что же?

Сергей оторвал руку от волос, дунул на расческу и сунул в карман.

– Ну, и ты давай. Если своего не боишься.

Он имел в виду ее отца и намекал на те отношения, которые, по его разумению, были между ними. Но сейчас Маргарита оставила этот его намек без последствий.

– Ты серьезно? – спросила она.

– А чего нет, – отозвался Сергей. – Почему не попробовать. Все равно здесь черт те что, не жизнь. Что, там хуже будет? Будет – можно вернуться. Не прежние времена.

– Нет, ты действительно, ты серьезно, ты в самом деле собираешься? – снова спросила Маргарита.

Она чувствовала в себе удивлявшее ее самое лихорадочное, жаркое возбуждение, – оказывается, еда, которую попробовала, разожгла в ней совершенно нестерпимый аппетит, она хотела еще и еще, оказывается, она давно жаждала этой еды, только не догадывалась о том.

– А, черт, собираюсь, не собираюсь! – воскликнул Сергей. – Решиться надо. Черту переступить. Переступил – там понесет, как под уклон. Вызов, виза, билеты…

– А у меня международного паспорта нет, – сказала Маргарита.

– Как нет? – Сергей, показалось ей, был даже не удивлен, а шокирован. – Ты что, не выезжала никуда?

Вопрос его был груб, но и совершенно естествен. Все вокруг будто свихнулись на загранице, только о ней и говорили: кто куда, каким образом и на сколько ездил – по вызову, в турпоездку, на отдых, в командировку, в Германию, Францию, Турцию… Но странно, это общее безумие ее нисколько не задевало. Не вовлекало в себя. Конечно, можно было бы посидеть, как другие, полгода на хлебе с водой – и сгонять на неделю в ту же Турцию по путевке, но ей вовсе не хотелось того. Ничто внутри не просило непременным образом побывать за границей, отметиться: и я съездила. А вот так, как говорил Сергей, уехать туда, поселиться там, начать там жить – о, это было по ней, так ей хотелось, и хотелось, поняла она сейчас, не осознаваемо для самой себя, уже давно; просто она не отдавала себе в том отчета, не понимала своего желания. Оно сидело в ней, будто запертое наглухо в сундуке, и вот Сергей распечатал его.

– А это как, международный паспорт, трудно сделать? – спросила она.

– Международный? – Он хмыкнул. – Проще простого. Идешь в ОВИР, заполняешь анкеты, платишь деньги, даешь фотографии, месяц – и вся недолга. Не прежние времена все же, это сейчас живо.

– Все! Решено! В Америку! – Маргарита бросилась на Сергея, повисла на нем, и теперь ему не удалось освободиться от ее рук. – В Америку! Едем! Все! Грин-карт, дайте нам грин-карт!

Она увлекла его на пол – прямо тут же, где находились в этот момент, в проеме комнатной двери, почти в прихожей, в двух шагах от входной двери, – запустила ему под одежду руки, начала раздевать, а там, не устояв под ее натиском, принялся и он раздевать ее.

– Грин-карт! – приговаривала Маргарита, овладевая им. – Грин-карт! Дайте нам грин-карт!

Как ей было восхитительно с ним. Бесподобно! Волшебно! А впрочем, вот уж точно: не выразить словами. Несказанно! Если бы еще было можно открыться ему, что крутой бизнесмен, с которым она таскается везде и всюду, – это ее отец.

В Америке, решила она. Когда будут уже в Америке и в кармане будет лежать грин-карт. Тогда, пожалуй, можно и нарушить слово, данное отцу, открыться. Грин-карт – это значит, они остаются там, и то, что на другом конце земного шара кому-то, кроме нее, станет известна отцовская тайна, не повредит отцу никаким образом.

С паспортом, однако, все оказалось не так, как было обещано Сергеем. Она сдала документы, фотографии, заплатила деньги, прошел положенный месяц – паспорт, когда пришла получать его, отсутствовал. Придите через неделю, сказали ей. Она пришла через неделю – паспорта не было. Давайте еще через недельку, слегка мягчея своим деревянным голосом, сказала чиновница, у которой было положено получать паспорт. И даже сочла возможным самую малость объясниться: знаете, как случается, кто-то там, где проверяют, заболел, кто-то уволился… у нас и по месяцу бывают задержки.

Но паспорт не был готов и через два месяца. Голос у чиновницы больше не мягчел, из деревянного, когда теперь разговаривала с Маргаритой, он превратился у нее в жестяной. «Нет, не готов! Не знаю почему. Некуда мне обращаться. Поинтересуйтесь через неделю», – отвечала она, словно автомат.

Ходя в ОВИР, в оно из посещений Маргарита столкнулась здесь с тем бывшим зампредом, который уже такие далекие четыре года назад подписал ей разрешение на передачу здания и которому она пыталась устроить встречу со Скоробеевым. Узнал на этот раз ее он. Она, даже гляди на него в упор, не узнала бы его ни за что. Она как раз, отстояв очередной час в очереди, вышла из кабинета чиновницы, ведавшей выдачей паспортов, ответ был все тот же: ждать! – настроение у нее было великолепнее некуда, и она элементарно никого вокруг не замечала.