Книга Самая великолепная ночь - Мейси Ейтс

Осознание пришло как ледяной дождь с безоблачного неба. Все, что делал Малик с собой, с другими, со страной и собственным народом, было лишено любви. Малик – главное доказательство того, какие разрушения способно принести отсутствие любви в сердце.

Какой смысл обещать, отдавать всего себя, отрекаться от своих желаний, если за этим только пустота?

Тарек вдруг понял, что любовь – это не только боль. Любовь – это человеческий маяк и путеводная звезда. Не важно, как сильно ты сконцентрирован на своей цели, но, если в твоем сердце нет любви, ты потерян для мира.

Только любовь подскажет правильный выбор. Только любовь прольет свет там, где раньше царила темнота.

Он уже жил в этой темноте, но не замечал этого. Потому что изначально был слеп. И в слепоте своей он не замечал любви родителей.

Вот о чем говорила Оливия. Он не такой, каким сделал его Малик. Был бы он творением Малика, он бы не выдержал всего этого. Оливия была права. Он тот, каким родили его родители. В нем была их сила. И их любовь.

А любовь – это не слабость. Любовь – это сила.

Любовь – это все.

Оливия открыла ему на это глаза, а он ее выгнал. Истинная причина тому – страх. Страх снова испытать боль – возможно, более сильную и беспощадную, чем боль его прошлого.

Но теперь поздно. Оливия уже сидела в самолете, летящем в Алансунд.

Никогда в жизни Оливии не было так обидно. Она чувствовала, что по-настоящему лишилась части себя. Это была странная, непривычно-острая боль, и Оливия не знала, как справиться с ней. Такая боль не сравнится с болью от смерти близкого человека. Потому что человека нельзя вернуть с того света, а Тарек был жив, он ходил по той же земле, что и Оливия. Но все же она не могла быть с ним.

Оливия никогда не любила так сильно. Отдавая всю себя без остатка. Да, она сама себя сделала уязвимой и теперь расплачивалась за это. В который раз она платила за то, что захотела большего.

Но при этом Оливия чувствовала себя живой как никогда. Она так боялась по-настоящему влюбиться. И все из-за страха той самой уязвимости. Потеря Маркуса была тому очередным доказательством. Как бы больно ей не было от его смерти, она была рада, что не полюбила Маркуса всем сердцем.

Перед вылетом Оливия не приняла лекарств. Ей было слишком грустно от расставания с Тареком, чтобы чувствовать в полете что-то еще. К тому же теперь ей было все равно, если кто-то увидит ее волнение. Да, раньше ее больше пугало, что кто-то заметит ее тревогу, чем то, что она не в силах с ней справиться.

Теперь ей было все равно. Она чувствовала себя брошенной, сломанной. Но все же сильной. Потому что выстояла. Не побоялась лететь обратно в одиночестве. Видимо, в этом мире ей и впрямь нигде нет места.

Только сейчас и это ее не волновало.

Она любила Тарека. Таким, каким он был. Не важно, что он сказал ей и как себя повел. В каком-то смысле она сама на это напросилась.

Часть Оливии умоляла вернуться к Тареку – не важно, любил он ее или нет. Вторая ее часть была слишком горда, чтоб унижаться перед ним в сложившейся ситуации.

Но дело не в гордости, а в желании жить.

Оливия слишком хорошо знала, что значит жить без любви. Всю свою жизнь она пряталась от нее и отчаянно ее желала. Ждала и боялась ее получить, потому что кто-то мог в любой момент забрать это светлое чувство. А теперь именно так и случилось.

Оливия лежала в кровати своей спальни, когда в дверь постучали.

– Да? – отозвалась она, приподнимаясь и поправляя руками волосы.

– Моя госпожа, – раздался за дверью голос служанки Элоизы. – К вам пришел мужчина. Простите, но он говорит… Он говорит, что он ваш муж.

Сердце Оливии замерло. Казалось, даже часы на стене замерли при этих словах.

– Это невозможно, – ответила Оливия как раз в тот момент, когда в дверь без разрешения вошел Тарек.

Прошло два дня с их последнего разговора. И вот он стоит перед ней – как оазис посреди ее бесконечной пустыни. Такой высокий, широкоплечий и сильный. С таким красивым лицом. С худыми щеками и четкими скулами.

С мягкими и манящими губами.

Он – беспощадный враг для тех, кто ему противостоит. Оливия знала, как искусно он обходится с мечом. Но что касается ее самой, то ласка и нежность – вот его самое опасное оружие.

– Вас не просили входить! – воскликнула покрасневшая Элоиза.

– Я и не просил разрешения, – ответил Тарек. – Я шейх Тахара и муж Оливии аль-Халидж. Я имею право видеть ее, когда захочу. Более того, это мой долг.

Мурашки осыпали тело Оливии. Ее новый титул, новая фамилия… Было что-то чрезмерно эротичное в том, как они звучали из уст Тарека.

– Все хорошо, Элоиза, – сказала она. – Оставь нас.

Элоиза понимала, что все далеко не хорошо, но повиновалась.

– Я первый раз летел на самолете, – начал Тарек. – И не могу сказать, что мне понравилось.

– Я сама ненавижу летать. Но зачем ты здесь?

– За тобой, моя недальновидная женщина.

Сердце Оливии уже не билось, оно барабанило где-то в области горла.

– Как я сказала, мне не нужны односторонние отношения. И у меня на это слишком много причин.

– Ты говорила, что хочешь быть любимой.

При этих словах Оливии показалось, будто ктото душит ее за шею.

– Да, я так сказала. И не заставляй меня объяснять, каково мне было замужем за Маркусом. Потому что я не люблю и не хочу вас сравнивать. Вы слишком разные. И я испытываю к вам разные чувства. К тому же Маркуса уже нет в живых, и я не могу попросить у него большего. Он все делал правильно. Он не разочаровал меня. Он не избегал меня. Но я его не любила. Не любила так, как тебя. С ним было легко. Нам не нужно было узнавать друг друга. Никто из нас не хотел делиться своими мыслями. Маркус стал мне другом и товарищем, не сделав меня уязвимой. С ним мои чувства не были подвержены риску. А с тобой… – Оливия тяжело вздохнула. – С тобой это невозможно. Я хочу тебя всего. Хочу открыться тебе целиком и хочу, чтобы ты целиком меня понял. Хочу, чтобы ты тоже мне открылся. Только с тобой я поняла, в какой изоляции жила раньше. И теперь я не хочу в нее возвращаться.

Тарек сократил расстояние между ними. В следующее мгновение он обхватил ладонями щеки Оливии. Его темные глаза горели, едва не ослепляя ее.

– Я тоже не хочу возвращаться, – проговорил Тарек. – И я не хочу быть один. Я так отчаянно хоронил в себе желания и чувства, потому что не хотел помнить. Потому что не хотел чувствовать боль. – Он запустил пальцы в ее волосы, не отводя глаз от взгляда Оливии. – Мы с тобой так похожи, Оливия. Когда ты впервые вошла в мой тронный зал, я этого не знал. Но тогда мы оба защищались. Я защищался до последней секунды. Я ненавидел любовь, потому что ждал от нее погибели. Мне было легче сосредоточиться на пытке, на боли, на ненависти, что скопилась внутри. Потому что тогда я думал, что сильнее боли нет. Но это не так. Потерять родителей оказалось больнее. Потерять их любовь. Я так долго не позволял себе о них вспоминать. Потому что не хотел снова и снова испытывать эту боль. Для меня существовала только моя цель. Только так я мог выжить. – Тарек покачал головой. – А потом появилась ты. И принесла с собой желания. Ты раскрыла меня. Ты разрушила мои стены. И я испугался. Но когда ты ушла, я понял, что любовь не враг. Да, любовь приносит боль. Да, у любви разрушительная сила. И я был разрушен потерей тебя. – Он тяжело сглотнул, адамово яблоко на шее неудержимо поднималось и тут же опускалось снова. – Я вспомнил своих родителей. И вспомнил, что сказал мне отец. От этого тоже сделалось больно. Но сколько хорошего в этом! Теперь я понимаю, что хорошее невозможно без боли.