Книга На далеком меридиане - Николай Кузнецов

Гибралтар эскадра прошла засветло, подвергаясь большей опасности, чем при переходе на Север. Маневрирование кораблей не всегда было грамотным, иногда только случай помогал избегать столкновений между своими кораблями.

Все вздохнули с облегчением, когда Сеута осталась за кормой и эскадра вошла в Средиземное море.

13 октября 1936 г. крейсеры и эсминцы направились в Картахену, а линкор «Хайме I» – в Альмерию.

Личный состав и механизмы нуждались хотя бы в кратковременной стоянке в базе.

Так закончился смелый по своему замыслу, но не обоснованный с военной точки зрения переход республиканского флота на Север и обратно.

Сведения с фронтов в день прибытия кораблей в Картахену были неутешительные – африканские войска мятежников, двигавшиеся к Мадриду, находились на расстоянии 50 километров от столицы.

Вместо Севера на Юг

Доложив о положении на Севере, я просил разрешения у М. И. Розенберга и В. Е. Горева при первой возможности вернуться обратно.

В Мадриде моряку делать было нечего. После первого перелета через территорию Франко теперь это уже не казалось таким опасным. Ожидая оказий, я продолжал знакомиться с обстановкой на море, изучал испанский язык и по вечерам беседовал с нашими журналистами, лучше всех знакомыми с обстановкой на фронтах и в тылу. Так прошла неделя, а когда появилась возможность вылететь на самолете в Бильбао или Сантандер, обстоятельства изменились. Меня пригласил наш посол и рассказал, что в ближайшие дни из Советского Союза должны поступать транспорты с оружием и на меня возлагается обязанность принимать их в Картахене или в другом порту. «Это приказание Москвы», – добавил он. «Как быть с поездкой на эскадру?» – спросил я Владимира Ефимовича Горева, своего непосредственного начальника по военной линии. «Вы знаете, что эскадра не сегодня завтра уйдет оттуда, а встретить первый транспорт, пожалуй, важнее», – ответил он. Так получилось, что вместо Севера мне пришлось отправиться на Юг. Как выяснилось немного позднее, первый транспорт с оружием уже грузился в Севастополе и готовился выйти в Испанию. Тогда, естественно, встал вопрос: где лучше его разгружать? Выбора не было. Единственным военным портом, защищенным с моря и с воздуха, была Картахена. К тому же там можно было рассчитывать хоть на какую-то секретность. Мой отъезд в Картахену случайно совпал с днем выхода эскадры из Кантабрийского моря в Средиземное.

Действия флота в Кантабрике

На Север выбраться мне так и не удалось, но интерес к событиям на том участке фронта как на суше, так и на море у меня не пропал. Что же произошло в Кантабрике в последующие месяцы? Упорная борьба на суше и на море продолжалась, но с оставшимися в Бильбао одним эсминцем и подводной лодкой многое сделать было трудно. Морской министр Прието требовал по возможности усилить кораблями этот участок фронта. Поэтому в разное время были направлены в Бильбао, где сосредоточился республиканский флот, еще один эсминец и две подводные лодки. Одновременно принимались меры по укреплению берега батареями, ставились минные заграждения и усиливалось наблюдение за морем. Так, к весне 1937 г. в Кантабрике уже действовали два новых эсминца: «Хосе Луис Диес» и «Сискар» и один небольшой старый миноносец № 3[18]. Три подводные лодки: С-2, С-4 и С-6 сосредоточились также на Севере. Значительное число мелких кораблей и катеров было приспособлено для сторожевой службы, траления и охраны рейдов. Кроме Бильбао, Сантандера и Хихона, были осмотрены и оборудованы небольшие бухты, такие как Кастро-Урдиалес, Сантонья и Авилес, для временной стоянки кораблей и небольших транспортов.

Торпед было мало; закупленные еще в 1928 г. у итальянцев были ненадежны. Иногда выпущенные торпеды уклонялись от заданного им направления или, попадая в цель, не взрывались. Так, например, в июле 1937 г., когда в Сантандер прибыл подводник Н. П. Египко на смену И. А. Бурмистрову, командовавшему подводной лодкой С-6, чтобы лучше ознакомиться с подлодкой С-6 и обстановкой на море, они вместе вышли на позицию и, идя на рассвете в надводном положении, обнаружили крейсер «Сервера» и атаковали его, то из двух выпущенных торпед ни одна не пошла по заданному направлению. Не лучше было положение с торпедами на эсминцах, особенно после близких от кораблей взрывов бомб противника. Формуляры торпед отсутствовали. Требовалась организация пристрелочной станции и пристрелка торпед, что и было сделано в Картахене под руководством нашего советника С. Д. Солоухина[19]. Это впоследствии дало свои положительные результаты. Торпедами эсминцев 6 марта 1938 г. был потоплен в Средиземном море фашистский крейсер «Балеарес», но на Севере положение с торпедами оставалось прежним. Обстановка усложнилась еще и тем, что в мае 1937 г. профашистски настроенные командующий флотом Кантабрики Наварро и его начальник штаба на миноносцах сбежали во Францию, где были интернированы. После этого республиканскому правительству с большим трудом удалось уговорить правительство Франции возвратить эсминцы в Бильбао.

Командовать флотом в Кантабрике был назначен Валентино Фуэнтес. Как-то, будучи в эти дни в Валенсии у Прието, я узнал, что Фуэнтес срочно отправляется в Бильбао. Мне хотелось с ним увидеться до отъезда, чтобы договориться об использовании нескольких советских добровольцев, посылаемых в его распоряжение. Возвращаясь в Картахену и проезжая город Дению, мой шофер случайно обратил внимание на флотскую машину, стоявшую около гостиницы. Оказалось, дон Валентино, уже сдав эсминец «Лепанто», направлялся в Валенсию, чтобы явиться к министру и получить новое назначение. О Фуэнтесе я говорил выше и не буду повторяться. Мне хочется отметить только, в какой сложной обстановке ему пришлось работать на новом месте и какой для этого требовался сильный характер.

Мы встретились с Фуэнтесом в ресторане, и он с громкими восклицаниями: «Омбрэ! Ола, дон Николас» – пригласил меня составить ему компанию. Он был в отличном настроении. Ему импонировало назначение командующим флотом Кантабрики прямо с должности командира эсминца, где он засиделся очень долго. Я поздравил его с высоким назначением, и мы выпили за успехи. «Вива ла Република!» – громко ответил Валентино, привлекая внимание других посетителей. Мне кажется, ему в этот момент хотелось, чтобы все видели и знали, что это он, дон Валентино, едет на ответственный участок борьбы и не кем-нибудь, а командующим флотом. Когда я завел разговор относительно «компанерос русо», которые будут ему помогать, он встал, подал мне руку и, крепко пожав, начал уверять в искренности своих чувств по отношению ко всем русским, и мне кажется, в данном случае он не кривил душой[20].