Книга Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский

Тогда Салтаханов сменил тактику и признался, что на самом деле работает частным детективом. По просьбе мужа следил за блудливой женой-иностранкой, но отвлёкся ненадолго – завернул в магазин, чтобы купить игрушку для прихворнувшего ребёнка, – а женщина сбежала, и теперь у него серьёзные проблемы.

В это враньё официантка поверила. Упоминание о ребёнке тоже сработало; Салтаханов стал дожимать размякшую девку, но получил только приблизительное описание мужчины, который попросил передать экзотической посетительнице мобильный телефон. Официантка его плохо разглядела – или просто не хотела говорить. Высокий, в возрасте, смуглый, тёмные волосы, усы в ниточку и козлиная бородка; говорил сквозь зубы с кавказским акцентом. Лыжная куртка с капюшоном, который он не снимал, рюкзак и джинсы, заправленные в высокие ботинки.

Это было негусто, но всё-таки лучше, чем совсем ничего. Салтаханов вернулся в видеостудию Академии. Скоро туда стали привозить новые записи – уже с камер в торговом центре плюс то, что тайком сняли участники неудачной операции. И снова пришлось тереться плечами с неопрятным оператором, и вглядываться в экран, и вычислять, кто из мелькающих на экране людей – те, кого они ищут. И снова пытаться понять, как можно выйти на их след.

Когда голова совсем перестала соображать, а записи были только предварительно систематизированы, Салтаханов отъехал домой – и с утра пораньше снова появился в бюро.

Он вытер слёзы, набежавшие от зевка, и щедро сыпанул в кружку растворимого кофе. Ответов на запросы про Эрнандо Борхеса ещё не приходило. Оставалась надежда на Псурцева, который обещал помочь по своим каналам с розыском пропавшего офицера. А пока Салтаханов изобразил для начальства кипучую деятельность – и на доску, где висели портреты разыскиваемых, приколол кнопками несколько новых распечаток: портрет Борхеса, карту Эфиопии в девяносто первом году и ещё несколько документов, имевших отношение к делу.

Пойло в любимой кружке с волком мало походило на божественный напиток из афганского кофейника, которым угощал генерал. Вздохнув, Салтаханов раскрыл папку с документами Мунина и положил рядом блокнот со своими записями насчёт трёх русских царей. Копаться в истории было интересно, но по-прежнему не возникало ни одной мысли о том, почему надо убивать за сведения многовековой давности. Да, у Ивана, Петра и Павла во многом схожие биографии. Да, все трое выглядят непривычно. Да, они складно действовали, каждый в своё время. И что с того? Должна была быть во всём этом какая-то чертовщинка, на которую намекал Псурцев. Должна!

Салтаханов заставил себя сосредоточиться. Его внимание привлекла сделанная пóходя заметка Мунина: любой правитель стремится оставить сооружение, которое напоминало бы о нём потомкам. Но в России только три монарха – Иван Грозный, Пётр Первый и Павел – при жизни увековечили себя в архитектурных автопортретах.

Памятник Ивана – уникальный Покровский собор, который называли ещё Троицким или Иерусалимским, но чаще всего – храмом Василия Блаженного. Собор известен всему миру не хуже Кремля: в голливудских фильмах и клипах поп-звёзд он символизирует Москву так же, как Эйфелева башня обозначает Париж.

Уникальным памятником Петра стала новая столица России. Салтаханов почти двадцать лет прожил в Петербурге, хорошо его знал и готов был согласиться, что самый необычный российский город – это гигантский монумент в память о государе, которому страна обязана прорывом в Европу.

С Павлом тем более всё понятно: главную память о нём по сей день хранит Михайловский замок, не похожий ни на какое другое строение в Петербурге.

Кстати! Салтаханов посмотрел на часы. Тот мужик из службы безопасности замка, с которым он вчера говорил про Мунина, так и не прислал обещанных материалов. Можно подождать, скажем, до полудня, а потом позвонить как бы между делом и напомнить о себе…

…но ждать почти не пришлось. Через несколько минут Одинцов сам позвонил Салтаханову на мобильный:

– У меня есть немного свободного времени. Хотел кое-чем поделиться. Могу подъехать, если это удобно. Скажите куда.

– Да, конечно, подъезжайте, – ответил Салтаханов и назвал адрес.

Покровский собор (храм Василия Блаженного, Москва).

Мигом повеселев, он убрал документы Мунина в папку, подсунул под неё блокнот и закрыл компьютерный монитор заставкой – снимком техасского красного волка. Этот Одинцов, похоже, тёртый калач. Не стал отправлять по электронной почте то, чего по правилам отправлять не должен…

– Кофе, к сожалению, только растворимый, – посетовал ему Салтаханов после крепкого рукопожатия. – Будете?

– Лучше чаю, а то я от кофе уже булькаю, – Одинцов обвёл взглядом кабинет и кивнул на доску с портретами преступников. – Они мешают нам жить?

– Ага. Их разыскивает полиция, – подтвердил Салтаханов, манипулируя с заваркой.

Санкт-Петербург, город-памятник основателю Петру Первому.

За чаем Одинцов передал Салтаханову флешку с личными данными Мунина и, пока тот копировал файлы в свой компьютер, пояснил:

– В отделе кадров кое-что ещё на бумаге есть, но это надо их лишний раз беспокоить, со сканером возиться, на вопросы всякие отвечать… Ни к чему, верно? Я из общей базы потихоньку материалы взял. И один скан всё-таки сделал, увидите там. От Мунина в кадры пришло заявление на отпуск. Отправлено с Московского вокзала как раз в день пропажи.

Михайловский замок.

На самом деле это был скан заявления, которое Мунин написал заново по просьбе Одинцова. Двое суток – маловато для «Почты России», чтобы доставить письмо за три километра от вокзала до Михайловского замка. Но нельзя упускать возможность направить академиков по ложному следу и заодно прощупать Салтаханова в комфортной обстановке. Настоящее заявление всё равно придёт рано или поздно, ляжет кадровикам в подшивку, и кто станет сличать – оно ли было на картинке…

– Охотой увлекаетесь? – поинтересовался Одинцов, разглядывая коллекцию волков. – У вас тут прямо как в Зоологическом музее, только побогаче.

– Охотой не особо, – Салтаханов вернул Одинцову флешку. – Да и времени нет. Просто волки нравятся.

– Волк – хороший зверь, – согласился Одинцов. – Он, говорят, слабее льва, зато в цирке не выступает.

Салтаханов оценил удачный пассаж, а на прощание сказал:

– За информацию спасибо. Вы застали меня врасплох. Но я всё помню, бутылка виски за мной.

– Это не к спеху, – успокоил Одинцов.

20. Тайное становится явным

Вчера на обратном пути после встречи с Евой рядом с Вараксой устроился Одинцов, а Мунин был отправлен на заднее сиденье.