Книга Рапсодия любви - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корабельный рангоут, парусиновая крыша и дерево, из которого был построен цирк, стали топливом для продвигающегося пламени. Здание уже полыхало так, что было очевидно: никто не предпринимает ни малейшего усилия, чтобы его спасти.
Поля позади Амфитеатра были заполнены испуганными животными, удирающими от огня.
Посмотрев на них, граф повернулся в противоположную сторону — к Вестминстер-бридж-роуд.
Он нашел место, где можно было легко перелезть ограду, и поставил Орлену на ноги.
Она неуверенно покачивалась, пряча лицо на его плече. Вероятно, у нее закрыты глаза, подумал граф, поддерживая девушку.
— Нам придется лезть через стену, — объяснил он. — Я посажу вас наверх, затем перелезу сам и сниму вас с другой стороны.
Орлена подняла голову, и в свете пожара граф увидел ее лицо, обрамленное венецианской кружевной вуалью. Глаза девушки лучились, и она больше не боялась.
Долгое мгновение граф смотрел на нее. Потом решительно поднял и усадил на стену.
— Вы держитесь? — спросил он, прежде чем убрать руки.
Орлена не ответила, и граф понял, что ей трудно говорить. Он перелез на другую сторону и снял ее с ограды.
Девушка была очень тихая и податливая в его руках, и граф не поставил ее снова на землю, как ожидала Орлена, но понес по дороге туда, где должен был ждать его экипаж.
Он не ошибся в своем предположении. Экипаж стоял неподалеку. Пламя озаряло великолепную пару гнедых, кучер и лакей с тревогой высматривали своего хозяина, и когда граф приблизился, на их лицах отразилось облегчение.
— Слава Богу, вы живы, милорд, — сказал кучер. — Мы просто не знали, что делать.
— Вы совершенно правильно поступили, оставаясь на месте, — ответил он.
Лакей открыл дверцу экипажа, и граф усадил Орлену на заднее сиденье, а потом сел сам.
Лошади тронулись, и, словно не в силах совладать с собой, девушка повернулась к нему и спрятала лицо на его плече.
Граф обнял ее и притянул к себе.
— Вы… спасли… меня! — молвила Орлена слабым голосом.
С того момента, как граф поднял ее на руки и она вскрикнула от ужаса, это были первые сказанные ею слова.
Он ничего не ответил, и через минуту девушка спросила приглушенным голосом:
— К-как… вы… нашли меня? Как вы… узнали, что это… я?
Граф крепче сжал свои объятия.
— Как вы могли убежать? Как вы могли совершить такой сумасшедший, такой безрассудный поступок?
Ликование, которое Орлена испытывала от близости к нему, вдруг куда-то исчезло. Теперь девушка испугалась, что он сердится, и граф почувствовал, как напряглось ее тело. Наконец она ответила нерешительным голоском:
— Я… я хотела… вернуть вам… то, что я вам… должна.
— Вы никогда не сможете это сделать.
Орлена слегка вздохнула.
— Я… знаю, это большая сумма, н-но я хотела… попытаться. Мне… мне было так стыдно за мою… глупость.
— Вы стоили мне вовсе не денег, — возразил граф. — Вы стоили мне отчаянного беспокойства и тревоги, бессонных ночей. Вы понимаете, какой хаос вы оставили после себя, Орлена?
Девушка так удивилась его словам, что подняла голову, пытаясь разглядеть его лицо в слабом свете мелькающих за окном масляных ламп и факелов слуг-провожатых.
Но хотя граф смотрел на нее, было трудно понять его выражение. Уверенная, что он сердится, Орлена задрожала.
— Я не мог поверить, что вы действительно ушли, — произнес граф каким-то незнакомым голосом, — а когда Терри показал мне ваше письмо, я себе места не находил от беспокойства.
— Я была… в полной безопасности, — очень тихо сказала Орлена.
— Как я мог быть в этом уверен? — резко спросил граф. — Как я мог быть уверен в чем-нибудь, кроме того, что вы ушли? — Он притянул ее чуть ближе к себе. — Вы поступили не только глупо, но и жестоко. Я не помню, чтобы когда-нибудь был так встревожен, как в эту прошедшую неделю. Моя матушка была вся в слезах, а Терри вел себя как безумец!
В его голосе было столько обвинения, что у Орлены на глазах тоже выступили слезы.
— Мне… мне очень жаль, — пробормотала она. — Я не… хотела причинить… неприятности. Я просто хотела… поступить правильно.
— Правильно! Как вы могли подумать, что будет правильно убежать, ничего не зная о Лондоне? Оставив нас беспокоиться, не случилось ли что с вами?
— Я… я… сожалею, — снова прошептала девушка.
— И как по-вашему, что произошло бы сегодня вечером, если бы меня там не было? — спросил граф.
Орлена не ответила, и он добавил сурово, хорошо знакомым ей тоном:
— Как бы вы справились одна в той толпе? Вы бы, несомненно, лишились жизни.
Теперь в его голосе звучала нотка, от которой сердце девушки странно забилось.
Словно ему действительно было не все равно, словно граф опасался, что Орлена умрет.
Мысль о том, что он сердится, стала невыносимой, и девушка страстно заговорила:
— Пожалуйста… простите меня… мне жаль… очень жаль, если я сделала что-нибудь не так, но я не могла… быть у вас… в долгу и не попытаться вернуть… все те… деньги. Ведь это… ваши деньги… я так… глупо… отдала… и я ничего не могла… поделать, кроме как попытаться быть… честной с вами.
— Вы не должны мне никаких денег.
— Н-но… тысяча фунтов!
Граф досадливо фыркнул.
— Если бы вы только немного подождали, вместо того чтобы так нелепо срываться, вы бы узнали, что облигации вашего отца нашлись и что на самом деле вы давали не мои деньги викарию церкви Святого Иакова, но ваши собственные!
— Они… они нашлись? — почти бессвязно пробормотала Орлена.
— Может, хоть это научит вас не читать чужие письма, — укоризненно ответил граф.
— Но… как? Как их могли сразу не заметить? — спросила девушка.
— Ваш отец по какой-то неизвестной причине забрал их из банка и положил в потайной шкаф в своей спальне.
— Н-но их там не было… Я уверена, их там не было! — воскликнула Орлена.
— Вы просто не знали, что в этом шкафу есть фальшивая панель, за которой находится еще один тайник. Думаю, первоначально это было убежище священника, и эта тайна передавалась от отца к сыну. Вот почему вам о нем не было известно.
— Значит… Терри знал? — слабо спросила девушка.
— Да, Терри знал, — подтвердил граф. — Когда я рассказал ему, что случилось, он посоветовал мистеру Торогуду заглянуть в тайник за шкафом, там и нашлись облигации.
— О, я рада, я так рада за Терри! — Орлена испустила глубокий вдох облегчения. — Выходит, я… все-таки… ничего вам не… должна.