Книга Чудовище - Марси Кейт Коннолли

– Со мной что-то не так? Чего-то не хватает?

Мне нужно как-то объяснить пустоту, которую я чувствую в груди, и которая не исчезает сколько бы роз или Отцов или Ренов или Бату я бы не поместила в нее.

– Не так с тобой? – Отец кладет руку мне на щеку. – Нет, Ким, ты идеальна.

– Но я не чувствую себя идеальной. Чего-то не хватает.

Лицо Отца искажается.

– Ах, да. Твоих воспоминаний, я полагаю. – Он вздыхает. – Это самая большая печаль. Это часть тебя, которую я не могу вернуть.

– Я не уверена, что это то. – Я хмурюсь. В действительности, я подозреваю, что мои воспоминания возвращаются постепенно, не смотря на заверения Отца, что это не возможно. Или это так или я схожу с ума. Это единственное объяснение тем видениям, которые временами посещают мою голову.

– Но что еще это может быть? – говорит Отец.

– Не знаю, – признаю я. – Думаю, ты прав.

Я кручу в руках кружевную кайму на своем шарфе. Он не прав. В этом я уверена. От осознания этого я чувствую слабость в руках. Отец не прав. Это не воспоминания оставили во мне дыру, а то, что в моих воспоминаниях. Потерянные части меня, которые когда-то делали меня человеком. Воспоминания об Отце, к которым у меня нет доступа. Дразнящие призрачные видения моей мамы, но всегда без лица. Целая жизнь, которую я могла и не проживать, судя по тому, что я могу о ней вспомнить.

– Ты можешь рассказать мне больше о моей прошлой жизни? О моей маме?

Я хочу столько всего спросить: как я подружилась с садовником во дворце, кто эта девочка со светлыми волосами. Но пока я начну с малого.

Мой лучший умоляющий взгляд ослабевает, когда Отец отворачивается, прикрывая лицо руками. Это разбивает мое сердце – для нас обоих. То, что он не может произнести вслух это как раз то, что мне больше всего необходимо знать. Эта пустота это то, что Отец не может исправить.

Луна светит над городом низко и ярко, как будто я могла бы подлететь и дотронуться до нее. Теперь я чувствую как будто я парю все время, когда я в Брайере. Из-за Рена. Отец не одобрил бы, но я не могу с собой ничего поделать. Всякий раз, когда я вижу Рена, мою грудь распирает, он заполняет пустоту в моем сердце пусть даже и временно. Иногда, я боюсь, что могу взорваться. Интересно, прежняя я когда-нибудь чувствовала также?

Я очерчиваю круги вокруг отражения луны в фонтане. Рен опаздывает, и с каждой секундой я все больше волнуюсь. Если я не вернусь к рассвету, Отец будет зол. Еще хуже, что он узнает, что кроме моего задания что-то еще задерживает меня в Брайере.

Вдруг, мир вокруг меня исчезает и я на оживленном рынке, переполненном разными людьми и цветами и запахами. Повозки и лошади смешиваются друг с другом, но я бреду через них как будто знаю куда идти. Чья-то рука в моей руке теплая и мягкая и уверенная. Я не могу видеть лицо этого человека, но чувствую слабый аромат свежеиспеченного хлеба с корицей.

Мое сердце бешено стучит в грудной клетке. И хотя я не могу видеть его лицо, я не сомневаюсь, что тот, кто идет со мной в этом обрывке воспоминания это Рен.

По аллее разносятся голоса, выдергивая меня обратно в прошлое, ощущение счастливого удовлетворения тускнеет слишком быстро. Прежняя я, она знала Рена. Она знала и любила его…

Если только Отец не оказался прав и это только мое воображение создает эти фрагменты. Но оно ощущается таким реальным, все они, что я не могу совсем не принимать их на веру.

Голоса становятся громче. Я быстро устремляюсь за фонтан и низко приседаю. Мой плащ прикрывает все кроме глаз, и я выглядываю из-за края. Я узнаю голос Рена, но с кем он разговаривает так поздно ночью? Он появляется, шепча близко на ушко девушке. Ее плащ свешивается с плечей, и она хихикает над чем-то, что он сказал. Жгучее чувство разливается у меня в груди. Мне не нравится эта девушка с ее симпатичными желтыми кудряшками, розовыми щечками и бледно голубыми глазами. Она могла бы выйти из одной из моих сказок. Мне не нравится, что она идет и так фамильярно разговаривает с Реном. Не тогда когда предполагалось, что он встретится со мной.

У нее нет крошечных болтов в основании шеи, которые нужно было бы прятать. Ее кожа одного кремового оттенка, а не радуга из розовых и коричневых оттенков, из которых состоит моя. Она без тени сомнения человек, а я… нет. Ревность.

Да, это то слово, которое подобрал мой мозг, и я думаю, оно подходит.

Они идут близко, проходя как раз рядом с фонтаном и местом где я спряталась. Неужели Рен уже забыл меня? Неужели это бледное создание околдовало его? Зачем еще он мог привести ее к фонтану? Чувство жжения перешло в покалывание иголочками, как будто нитки, которые связывают меня в единое целое, развязываются.

Это все что я могу сделать, чтобы не броситься на этих двоих и не вырвать им глаза. Мои пальцы болят от давления когтей внутри, которые жаждут вырваться наружу. Почему Рен делает это со мной?

Я продолжаю прятаться, пока они направляются по аллее в противоположную сторону от той, которая ведет к тюрьме. В моей груди зарождается стон, и я не могу подавить его. Он вырывается наружу и эхом отражается от воды в фонтане.

Рен предпочел эту симпатичную девушку мне. Неужели он ведет ее во дворцовые сады? Или в церковь с мириадами разных цветов? Поделится ли он с ней своей музыкой как со мной? Я думала, между нами есть что-то особенное. Что-то что так просто не забывают. Что я ожидала? Отец предупреждал меня, что так будет. Что люди не поймут и не оценят меня. Ни один человек не захочет такого гибрида как я.

Я думала, я понравилась Рену, что он полюбил меня. Слезы потоком хлынули по моим щекам, и луна задрожала в небе. Я думала, что Рен мой друг. Но нет. Он уже забыл меня. Я знаю, что Отец сказал бы. Он сказал бы, что теперь я должна забыть все о нем.

Я поднимаюсь из своего укрытия и бегу к тюрьме. Я возьму первую девочку, которую увижу и полечу домой. Я больше не буду ждать Рена у фонтана.

Пока я бегу, стыд приходит на смену слезам. Последнее время я была отвлечена. Я пренебрегала целью, ради которой была создана. Я предала Отца. Я предала маму, которую не могу вспомнить. Я предала себя. Ради ненадежного, глупого человека.

Я врываюсь в тюрьму, но сегодня я так зла, что позволяю своей ярости руководить мной. Я не использую сонный порошок Отца; Я забираюсь через окно, застигая стражников на посту врасплох. Все семеро падают на пол без сознания еще до того как те которые охраняют комнату девочек открыли дверь. Я вою на луну, которая освещает комнату, и один из оставшихся стражников убегает на улицу. У тех, кто остался в трясущихся руках вытащенные мечи и они пытаются окружить меня. Я пробираюсь через них, хвост хлестает из стороны в сторону и они как камни с грохотом падают на пол. Девочки с другой комнате шепчутся, и это заставляет меня остановиться. Я не хочу делать то же самое с девочками.

Я вытаскиваю склянку с сонным порошком Отца и кидаю ее в комнату. Девочки охают, когда она разбивается, но вскоре весь шум затихает. Я захожу внутрь комнаты и жалю ближайшую девочку, чтоб быть уверенной, что у нее нет шансов проснуться во время полета домой. Помещая ее себе под руку, я плотней запахиваю плащ и покидаю тюрьму.