Книга Время дикой орхидеи - Николь Фосселер

– Папа, – пискнула Георгина, как маленькая, и непроизвольно сделала книксен.

Как жаль, что она не переоделась, представ здесь в заношенной кебайе и пыльном саронге, да еще с грязными босыми ногами. Стояла как перед судом.

Гордон Финдли молчал; уперев ладони в разложенные по столу бумаги, как будто сдерживаясь, чтобы не вскочить, он смотрел прямо перед собой.

– Папа? – Она боролась со страхом.

Наконец он откашлялся.

– Мистер… Мистер Бигелоу сегодня открыл мне, как он злоупотребил моим доверием и моим гостеприимством.

Георгина вопросительно посмотрела на Пола Бигелоу – тот опустил голову еще ниже.

– Однако его решение объясниться начистоту в принципе делает ему честь. Но не умаляет ни наглости, с какой он провел меня, ни бесчестности его преступления. – Густые прямые брови сомкнулись над переносицей. – Что касается твоей доли в этом, то я далеко не уверен, что за все в ответе один мистер Бигелоу. Или я действительно настолько обманывался в собственной плоти и крови. Я с трудом могу представить себе, чтобы твоя бесценная тетя воспитала тебя в такой… распущенности.

– Нет, папа, – хрипло прошептала Георгина. – Все не так. Я никогда…

Он с размаху стукнул ладонью о стол.

– Не лги мне! Или ты будешь отрицать, что носишь ребенка?

– Нет, – выдохнула она почти беззвучно.

– В моем доме, – прошелестел он, и это прозвучало как рык хищника. – Прямо у меня под носом. Да как вы могли!

– Папа, я…

– Молчать! – Его глаза метали синие молнии, а указательный палец вскинулся в жесте угрозы. – Я не хочу слышать ни слова! Не буду тебе говорить, насколько я разочарован тобой. – Он резко выдохнул носом. – Еще хорошо, что мистер Бигелоу уверил меня в честности своих намерений. Если не считать этого тяжкого греха, он всегда вел себя безупречно. Он способный коммерсант и станет хорошим преемником для фирмы.

Казалось, через весь кабинет были вдоль и поперек растянуты силки и ловушки, которые эти двое мужчин расставили здесь за предыдущие часы. И не успела Георгина найти дырку, чтобы выскользнуть, как Гордон Финдли затянул сеть.

– Пусть люди говорят что угодно. Вы поженитесь как можно скорее.

Дай мне время. Дай мне хоть чуточку времени.

Она сглотнула; нет, она не могла терять более ни секунды.

– Нет! – Отчаянная попытка все-таки разорвать эту сеть. – Нет, папа, прошу тебя!

– Никаких возражений! – То была буря, несущаяся ей навстречу, против которой она не могла устоять на ногах. – Ты еще несовершеннолетняя и сделаешь так, как скажу я!

Ослепнув от слез, Георгина переводила взгляд с отца на Пола Бигелоу, и ни тот ни другой не смотрел ей в глаза.

– Прямо на завтра назначим оглашение.

Западня захлопнулась.

8

Рахарио вытянул лодку на берег, перебежал полосу песка и быстрым шагом пересек улицу Джалан Пантай. Он нетерпеливо напрягал мускулы; слишком давно он не видел Нилам. Больше он не хотел потратить на ожидание ни единого удара сердца.

Встречные ветры, превратившись у острова Флорес в ревущий шторм, задержали его в пути, но все же принесли ему удачу завязать бизнес с рыбаками – чтобы с опозданием на недели, но зато тяжело груженный перламутром, черепаховым панцирем, жемчугом и золотым песком, он привел свой корабль сначала в Малакку, а потом в Сингапур; корабль, который теперь налегке покачивался на волнах у побережья.

Уже завтра он мог начать строить свой дом, а послезавтра – заказать для себя больший корабль. Сегодня же он мог с высоко поднятой головой предстать перед отцом Нилам, ибо вернулся в Сингапур богатым человеком.

Он проскользнул сквозь пролом в стене и крался в ее тени, пока не нырнул в заросли из ветвей, листьев, травы и кустов, а потом в зеленоватый свет комнаты.

– Нилам? – шепотом позвал он, в который раз ощупывая в кармане тяжесть.

Браслет из темного золота, украшенный узором из волнистых линий и рыб. Свадебное кольцо оранг-лаут, которое он получил от своей матери в ответ на обещание в скором времени познакомить семью со своей невестой.

Споткнувшись обо что-то твердое, он взглянул вниз. Обломок лавы в форме китайской джонки. Неподалеку валялся разрисованный веер с треснувшими планками, а в углу перламутровый гребень, разломленный на три части. Браслет был еще цел, а раковины нигде не было видно. Все те вещи, которые он годами приносил сюда, чтобы показать маленькой девочке свою благодарность, были раскиданы по комнате разгневанной рукой.

Сквозь листву до него донеслись со стороны основного дома голоса; они звучали громче и отчужденнее, чем ему было привычно для этого места, а главное – гуще из-за своей многочисленности. Треск в воздухе как перед первым ударом молнии. Предчувствие, сгустившееся в нем как туча на горизонте, и он побежал.

Он лихорадочно прорывался сквозь заросли, задыхаясь, вырвался из них – и отшатнулся.

Многочисленные оранг-путих собрались на веранде и перед ней, в нарядных костюмах, с бокалами в руках; словно цветы орхидеи, между ними светились длинные платья их женщин.

– Да здравствуют новобрачные!

– Молодого вам счастья!

– Здоровья, долгих счастливых лет и чтоб горя не знать!

Как волны от киля корабля все головы были обращены в одну сторону: к паре, которая вышла на веранду и остановилась на лестнице наверху.

Рахарио на мгновение зажмурился, как ослепленный, пытаясь понять, что происходит.

Оранг-путих с волосами как песок, с глазами, отсверкивающими голубым, и с улыбкой от уха до уха, держал его Нилам в объятиях и целовал в щеку.

Нилам, полудикое дитя туана и женщины с острова, была отдана ему в жены на лодке во время рыбалки, как было в обычае оранг-лаут.

Его жена. Навсегда.

Это она? Она превратилась в белую неню – в голубом платье с широкими юбками и пышными рукавами, придающим ее коже оттенок слоновой кости. Белая женщина до мозга костей – это проявлялось в том, как высоко она держала голову, в заносчивой улыбке, а глаза ее были не синими, как дикие орхидеи на реке Серангун, а как ядовитые тарантулы в лесах острова.

Ни капли малайской крови не текло в ее жилах, теперь он это увидел.

Глубины его памяти вытолкнули другое ее имя.

Георгина.

Нилам когда-то обещала ему ждать его до скончания века, а тут Георгина выходит замуж за оранг-путих. За равного себе.

Словно пуля ударила ему в сердце. Словно клинок вошел в глубь его плоти, и его кровь вскипела яростью, затуманив взор красной пеленой.

Он разом постиг амок племени буги: бросаться на человека, выхватив клинок, в слепой ярости разить его, колоть и резать, пока из него не выйдет вся кровь. Пока не воцарится утомленная, смертельная, мирная тишина.