Книга Востоковед - Александр Проханов

Торобов был разочарован, но тут же подумал, что Фарук Низар решил проверить его. Не ждет ли засада на пустом шоссе, не стерегут ли скрытые снайперы. Его встреча с Фаруком откладывалась на день. Переносилась в баню, в утренний час.

Подъехало такси, и под ту же больную визгливую музыку Торобов вернулся в Багдад.

Не заезжая в отель, он отправился в район рынка и в узкой соседней улочке отыскал баню. Над входом красовалась жестяная вывеска с размашистой надписью «Хаммам». Жизнерадостный усатый банщик в малиновой шапочке держал мочалку с голубой мыльной пеной, и вокруг него клубились розовые пенные хлопья. Торобов справился у прохожих, нет ли по соседству еще одной бани. Другой бани не было. Он побродил среди тесных лавочек и купил в одной из них кожаную сумочку с молнией и петлей, сквозь которую можно было продеть руку. В эту сумочку он спрячет пистолет и не будет с ним расставаться даже в банной парилке.

Вернулся в отель и смотрел с высоты, как красное солнце опускается в туманные теснины Багдада.

Ночью он спал тревожно, и ему приснилась мама, которая сердито с ним разговаривала. Он проснулся огорченный, не зная, чем ее рассердил.

Утром в десять он был у бани. Румяный банщик молодцевато смотрел с жестяной вывески. Мимо шел народ, торопясь на рынок. Слышался отдаленный ровный рокот рынка, напоминавший шум моря. С многолюдной улицы Торобов вошел в баню.

Предбанник являл собой просторное помещение со стрельчатыми окнами и цветными стеклами. Солнце горело в них алым, зеленым и голубым. Полы были застланы коврами. Вдоль стен высились шкафчики для одежды, тянулись лавки, стояли резные столики. Пахло сырой сладостью, какой пахнет теплый морс.

Торобов с порога оглядел предбанник, стоящего спиной служителя. Вход в соседнее помещение, занавешенный бархатным пологом. Самовар, окутанный легким дымом. Белую стопку простыней. Ожидал, что служитель обернется и он увидит Фарука Низара, не в военной форме, а в белой навыпуск рубахе, в шелковой безрукавке, в малиновой шапочке. И нужно молниеносно раскрыть кожаную сумочку, выхватить «ПФ» и разрядить в лицо под малиновой шапочкой. Успеть выскочить на улицу.

Служитель обернулся. Мясистое лицо, клин бородки, мутноватые рыбьи глаза. Издалека поклонился Торобову.

Торобов сел на лавку, снял обувь, разделся. Поместил одежду в шкафчик, заперев его и прикрепив к запястью ключ на пластмассовом ремешке.

Служитель принес простыню, налил в стаканчик чай, обжигающий, сладкий. Торобов сидел, набросив простыню, пил чай, раскрыв молнию сумочки, в которой лежало оружие. Ждал увидеть Фарука. Но тот не появлялся.

Торобов сунул ступни в сандалии, прихватил сумочку и, отведя в сторону полог, прошел в соседнее помещение.

Здесь было тепло, как в тропиках, пахло благовониями, то ли лепестками роз, то ли соком манго. Вдоль стен стояли каменные скамейки. Присев на одну, Торобов ощутил тепло нагретого камня. Тело покрылось глянцевитой испариной, словно его смазали розовым маслом. На стенах были мозаики, сложенные из кусочков разноцветного кафеля. Ему на глаза попался темно-зеленый треугольник, на секунду взволновавший своим таинственным свечением.

Торобов сидел на теплой каменной лавке, держа сумочку открытой. Ожидал, что появится улыбающийся, в накинутой простыне Фарук Низар. И тогда, не вставая с лавки, нужно выпустить несколько пуль в его обнаженную грудь и, когда тот упадет на мозаичный пол, выстрелить ему в голову.

Торобов сидел, напряженный, слыша приглушенное бульканье воды. Никто не появлялся. Он встал и прошел под аркой в соседнее помещение. Здесь стоял горячий туман. Из проемов в стене валил пар, оседал на потолке каплями. Несколько капель упало ему на плечи, и они были теплые, почти горячие. Квадратный бассейн был облицован изразцами. В него падала шумная струя воды. Людей не было. Торобов присел на деревянную лавку, среди туманного жара, чувствуя, как по лицу, груди, животу струится пот. Сумочка с пистолетом лежала рядом, чуть приоткрытая. Рука нащупала спусковой крючок, и если появится Фарук, то стрелять в него можно не извлекая пистолет.

Торобов надышался паром, в котором присутствовал запах эвкалипта. Осторожно опустился в бассейн, чувствуя его блаженную прохладу, подставляя ладонь под тяжелую струю воды.

Он не плавал, стоял по грудь в воде, не выпуская сумочку. Вылез из бассейна и сидел, глядя, как из дыр в стене валит эвкалиптовый пар.

Под аркой появился банщик, мускулистый и кривоногий, в косынке, в набедренной повязке. Что-то гулко, неразборчиво крикнул Торобову, сделал манящий знак.

Торобов, повинуясь банщику, вернулся в помещение с каменными лавками, и банщик указал ему на лавку. Торобов лег.

Перед его глазами пестрела мозаика и тот темно-зеленый треугольник, который взволновал его своей мерцающей зеленью. Сумка с пистолетом лежала рядом.

Банщик провел рукой вдоль хребта Торобова, вылил на спину какую-то прохладную маслянистую жидкость и стал массировать твердо, гладко, втирая жидкость. Спине становилось горячо. Банщик сильно сдавливал мышцы, перебирал позвонки, как клавиши, мял, нежно гладил, оттягивал кожу, бил ребром ладони, больно щипал. Надел жесткие шершавые рукавицы и оглаживал ребра, лопатки, икры, так что кожа начинала гореть. По телу пробегали легкие электрические разряды, и оно начинало светиться.

Торобов пьянел, забывался, терял телесность. Зеленый кафельный треугольник переливался. И возникло сладкое знание. Там, за зеленым ломтиком кафеля существует вход в иное пространство. И если выломать ломтик, сжаться, уменьшиться, влиться в таинственный ход, то можно исчезнуть из этого мира, скрыться от жестоких зрелищ, от беспощадного вмененного ему поручения, от пистолета, от Фарука Низара, от взорванных в небесах самолетов. Можно превратиться в луч света, в исчезающий звук, в горстку частиц, которые разлетятся по всей Вселенной и станут частью необъятных галактик.

Очнулся, когда банщик вылил ему на спину ведро прохладной воды. Лежал, слушая звук стекавшей воды. Зеленый ломтик кафеля плотно запечатывал вход в иное пространство.

В предбаннике он сидел укутанный в простыню. Пил маленькими глотками сладчайший чай. Чувствовал, как сочится влагой его распаренное тело. Сквозь цветные стекла било алое, зеленое, голубое солнце.

Появился второй служитель, худой, со смоляной бородой, огненными глазами под насупленными иссиня-черными бровями. Приблизился к Торобову:

– Сегодня в четыре часа на рынке в мясном ряду. Приходи, – и исчез, полыхнув жгучим взглядом.

Торобов бродил в окрестностях рынка, дожидаясь назначенного часа. Конспирация, к которой прибегали люди Фарука Низара, обнадеживала, сулила долгожданную встречу. Он избавился от кожаной сумочки, сунул пистолет в нагрудный карман. Мимо по проезжей части, мешая автомобилям, величаво шествовал верблюд, увешанный бубенцами и цветными ленточками. Его вел под уздцы араб в долгополой рубахе, синем платке, который крепился на голове черным шнуром. Верблюд надменно смотрел на толпу, на гудящие автомобили, шевеля пухлыми губами.