Книга Древний инстинкт - Анна Данилова

– Да, и он тоже.

– Вы пригласили меня сюда, чтобы передать эту сплетню? Вы уверены, что меня это интересует?

– Думаю, что да.

С этими словами Русаков подошел к сейфу и открыл его. Достал коробку из-под шоколадного набора, зеленую, тисненную золотом и разукрашенную розовыми и малиновыми узорами. Там лежал пухлый сверток из коричневой плотной бумаги. Русаков развернул его, и Лена увидела деньги.

– Здесь сто тысяч евро. Эти деньги мне привез Бессонов. Сегодня утром. Попросил передать тебе и сказать, что очень виноват перед тобой и все, что он может сейчас для тебя сделать, это подарить эти деньги. На лечение. На отдых. На жизнь…

Он не успел договорить, как она почти со звериным рычанием бросилась к коробке, опрокинула ее на пол… Лена шипела как змея, ноздри ее раздувались, она снова потянулась к злосчастной коробке, из которой все еще доносился сладкий конфетный дух. Ей хотелось разорвать коробку вместе с хрустящими, издевательски новенькими деньгами…

– Стой ты. – Он схватил ее за руку и усадил в кресло. – Не спеши. Деньги тебе сейчас нужны позарез. Ты только посмотри на себя в зеркало… Нет, я имею в виду не швы, а общее твое состояние: круги под глазами, бледность, безумный взгляд… Не дай им себя погубить. Послушай меня… Я желаю тебе только добра. Значит, так. Деньги эти я тебе сейчас не отдам. Просто не могу позволить, чтобы ты расправилась с ними. Они принесут тебе здоровье, отдых и покой. Кроме того, у тебя останутся деньги из тех, что ты принесла мне в первый день нашего знакомства. Тридцать тысяч долларов – это слишком много. Все оставшееся ты получишь вместе с этими, когда я пойму, что ты адекватна, относительно здорова. И не дури, поняла? Деньги здесь ни при чем.

– Он откупился от меня, – подвывая, произнесла она, все внутри ее колотилось.

– Хорошо хоть, так поступил. Ты пойми, не все решают высокие чувства… И мы, люди, подчас ведем себя как животные. Видимо, что-то нашло на них, раз они поступили так. Думаю, что слишком долгое время они провели вдвоем в твоей квартире. А уж когда с ней случилось это несчастье, она, не в пример некоторым, не постеснялась обратиться к нему за помощью. Не постеснялась, повторяю. Она вела себя естественно, как человек, а не манекен. Ты ничего не понимаешь в мужчинах.

– Да, ничего, – проговорила она помертвевшими губами. – А как же Собакин?

– При чем здесь Собакин?

Но у нее не было сил говорить.

– Тебе сделать укол?

Да, ей надо сделать укол. И не один. Она закрыла глаза и почувствовала, как он ее обнимает, прижимает ее голову к своему животу (к прохладным жестким пуговицам на натянутой рубашке), как его руки гладят ее макушку, скользят осторожно, боясь сползти вниз, коснуться лица…

– Если бы ты только знала, как дорога мне, – услышала она, и дыхание ее остановилось. Может, она ослышалась?

– Забудь хотя бы на время, что ты пациентка, – шептал он, продолжая ласкать ее голову, твердыми пальцами кружа по шелковистому затылку. – Ну же?

«Дима женился на Оле. Оля вышла замуж за Диму. Они теперь женаты», – тупо повторяла она про себя.

– Можно я поживу у вас в клинике? – наконец, всхлипнув, попросилась она, по-щенячьи перебирая по его плечам и груди ослабевшими руками. – Я не смогу вернуться домой, где они были вместе… Может, мне уехать куда?

– Никуда ты не уедешь, даже и не думай, – отеческим тоном заявил ей Русаков, разве что не погрозил пальцем. – Вот поправишься…

Дима женился на Оле…

На следующий день это известие стало достоянием ее подруг по несчастью. С забинтованными лицами Татьяна и Тамара возмущенно пыхтели, не в силах открыть рта. Лена сама прошипела им это, с трудом шевеля губами. Взгляды женщин были красноречивее слов, готовых сорваться с их малоподвижных еще губ. Они были удивлены, шокированы… Лена не сказала только о сумме, которой Бессонов откупился от нее, сообщила лишь, что он передал ей через Русакова какие-то деньги на лечение.

Фруман, узнав об этом, выругался матом. Коротко, грубо и зло. Константинов, который навещал Татьяну и Лену (к Тамаре он подходил лишь в том случае, если был уверен, что Ефим ушел и вернется только на следующий день), многозначительно покрутил пальцем у виска, выразив тем самым свое отношение к этому странному для всех браку.

– Любовь зла, полюбишь и дуру, – пожал он плечами. – Не понимаю, что он в ней нашел?

– Она – одноухая, – просвистела Татьяна, силясь улыбнуться, но ей это так и не удалось, потому что швы не позволяли пока еще двигаться лицевым мускулам.

Моросил дождь, все трое сидели на террасе. Константинов принес своим подопечным – Татьяне и Лене – свежевыжатый яблочный сок, прямо из расположенного поблизости ресторана, и те пили его из трубочек маленькими глотками.

– Нет, девчонки, жизнь – штука не только интересная, но и удивительная. Я понимаю, вам сейчас не очень-то весело, но, когда вы поправитесь, мы махнем с вами куда-нибудь в теплые края и оторвемся там по полной программе… И вот тогда мы и вспомним все, что с вами произошло, пусть с горькой, но все же с улыбкой…

– Тебе бы, Константинов, язык подрезать, а потом зашить, – Татьяна стрельнула в него струйкой сока и замотала головой. – Вот бы я посмотрела, как ты будешь улыбаться. Ну чего несет, чего несет… Ты лучше найди, кто это с нами сделал…

– А я ищу. И Роза ищет. Мы все только этим и занимаемся… Но какой следователь, а? Ушел себе спокойненько в отпуск.

– Его отправили, – уточнила Лена. – А это правда, что у Оли есть ребенок?

Лене сказала об этом Тамара, ей, в свою очередь, сообщил муж.

– Правда, – с отвращением подтвердил Константинов. – Но не это главное. Вы были прекрасной парой, я до сих пор не пойму, как так могло случиться… Чем она могла его взять?

– А может, это он, Бессонов, нас всех порезал? – хохотнула, насколько это было возможно, Татьяна.

– И Олю тоже, да? Ухо отрезал. Но почему тогда одно, а не два? – усмехнулась Лена. – А потом Оля начала его шантажировать, мол, не женишься, сукин сын…

– Слушай, Ленка, ну повтори «сукин сын»…

– Да иди ты, Константинов…

– А что, идея с маньяком Бессоновым мне нравится. Свежа и оригинальна, ничего не скажешь. Тогда и брак объясним, тогда все встает на свои места. Больше того, женившись на этой одноухой особе, Бессонов как будто закончил свой безнравственный промысел и успокоился. Она запугала его тюрьмой. А тебе, Ленка, тогда и вовсе нечего переживать – избавилась от мужа-извращенца, маньяка. Вот и придерживайся этой версии. Развивай ее, пока тебя не станет от нее тошнить. Вот увидишь, очень скоро образ Бессонова поблекнет и превратится в зловонную лужу… И не смотри на меня так. Это тоже аутотренинг, поняла? Держи себя в руках, не раскисай, родина тебе поможет.

Если бы это был он, мечтательно подумала тогда Лена, все эти дни маявшаяся от того, что ей предпочли другую. Да пусть он будет трижды маньяк, только бы не женился на Ольге по любви…