Книга Последний выход Шейлока - Даниэль Клугер

– Очень интересно, – Холберг посмотрел на меня. – Да, там есть ниша, в которой вполне может скрыться человек. И даже не один. Помните, доктор, мы с вами тоже там стояли? Хорошо, – он вновь повернулся к раввину. – А в гримерной – вы долго пробыли рядом с телом?

– Нет, конечно, нет! – раввин даже замахал руками. – Я просто испугался. От неожиданности. Сначала я подумал… Не знаю, что я подумал, но уже через секунду я понял, что господин Ландау мертв. Я сразу же побежал кого-нибудь позвать. Встретил доктора Вайсфельда, позвал его. Дальше вы и сами все знаете. Нет, – повторил он, успокаиваясь, – совсем недолго я там был, не больше двух минут. Ну, может быть – трех…

– Вы успели разглядеть что-нибудь? – спросил Холберг без особой надежды. – Насколько я понимаю, вы бывали в этом помещении. Странно, что я ни разу вас там не встретил… Впрочем, сам я приходил туда лишь перед сном, да и впустил меня господин Ландау за три дня до смерти… Так что? Вы не увидели ничего особенного? Ничто не бросилось вам в глаза?

Рабби отрицательно качнул головой – раз, потом еще раз.

– Понятно… – г-н Холберг вздохнул. – Проходя по коридору, вы ни на кого больше не наткнулись?

– Если бы я встретил кого-то раньше, чем встретил доктора Вайсфельда, я бы привел его и не стал бы разыскивать доктора. Просто он оказался первым, кого я увидел. То есть, – поправил себя рабби, – там было много людей, очень много. Но в моем состоянии… Увидев знакомое лицо, я словно увидел единственного человека …

– Пока вы бегали за доктором Вайсфельдом, в гримерную вернулся я… – задумчиво произнес Холберг. – Но в коридоре уже никого не было. Ни теней, не людей, похожих на тени. Да. Скажите, реб Аврум-Гирш, а что вы можете сказать о семейных проблемах вашего знакомого? О его отношениях с женой?

На лицо г-на Шейнерзона легла тень.

– Об этом вспоминать тяжело, – сказал он сухо. – Я пытался с ним разговаривать, я рассказывал ему историю праведной Рут-моавитянки, я говорил ему, что его жена – такая же праведница, пожелавшая разделить судьбу своего мужа и всего народа Израилева в годы скорби… Все было напрасно! Он закрывал свой слух. Не знаю, может быть она чем-то провинилась перед ним раньше, когда они оба были молоды. Но даже в этом случае ее нынешнее поведение искупило прежние грехи.

– В том числе и грехи прежних воплощений? – спросил я и тут же пожалел о неудачной шутке. Рабби холодно посмотрел на меня, осуждающе покачал головой.

– Вам больше не снятся непонятные сны, реб Иона? – поинтересовался он с легкой насмешкой. – Рад за вас, реб Иона, очень рад… Да, – сказал он, обращаясь у г-ну Холбергу, – он вел себя с женой очень недостойно. Но не мне осуждать его. Он умер, и мои осуждения более не достигнут его слуха. А там Судья Праведный вынесет ему свой приговор. Мы же скажем: да будет благословенна его память…

– Что же, – Холберг поднялся со своего места, – большое спасибо, реб Аврум-Гирш.

Рабби передернул плечами, словно отметая благодарность г-на Холберга

– У вас больше нет ко мне вопросов? – спросил он. – В таком случае, я вас провожу немного. И заодно посмотрю, чем занимаются мои ученики… – реб Аврум-Гирш сделал приглашающий жест в направлении двери. – Прошу вас, господа.

Двор больше походил на каменный колодец, образованный задними глухими стенами четырех длинных домов, стоявших под прямыми углами друг к другу. Ученики рабби Аврум-Гирша стояли небольшим кружком в дальнем углу. Мальчики были одеты кто во что горазд – одни в наспех перешитой взрослой одежде, другие – в детской, но не по размеру. Головные уборы тоже разнообразные – старые кепи, мужские шляпы с потерявшими форму краями, у одного – вязаная лыжная шапочка. При всем различии в одежде и возрасте, ребята действительно выглядели неким единым сообществом – это впечатление складывалось от похожего выражения лиц – сосредоточенного и углубленного. Стоявший в центре парнишка что-то втолковывал остальным. При этом руки он заложил за спину – явно подражая учителю.

Двор оказался неожиданно людным. Кроме детей здесь находилась еще и группа взрослых. Ее составили пять или шесть мужчин среднего возраста, лица которых показались мне знакомыми. Когда каждый из них поприветствовал меня кивком, я узнал новичков, прибывших недавним транспортом из Франции. Эта группа была относительно тихой. В этом углу двора рос старый дуб, ствол которого столь причудливо изогнулся, что образовал нечто вроде скамьи. На этой скамье и расположились новички. Они сидели молча и неподвижно, глаза их казались потухшими. Друг с другом они не разговаривали.

Мы подошли к ученикам рабби Аврум-Гирша.

– …И мне кажется, рабби Йоханан был неправ, когда упрекнул рабби Шимона бен-Лакиша в былых прегрешениях, – закончил при нашем подходе стоявший в центре, в котором я узнал Хаима, следившего за приближением к бараку подозрительных личностей. – Ведь раскаяние рабби Шимона было полным и искренним, иначе его бы не допустили заседать с мудрецами! А рабби Йоханан уязвил его прошлым.

Рабби похлопал Хаима по плечу.

– Но ведь и сам рабби Йоханан раскаялся в своих словах, разве нет? – сказал он. – Я ведь рассказывал вам об этом. Рабби Йоханан пожалел о том упреке, который в пылу спора бросил рабби Шимону по прозвищу Реш-Лакиш.

– Да, но от его упреков рабби Шимон умер, – возразил Хаим. – И рабби Йоханан часто вспоминал о нем, потому что у него не стало оппонентов. Об этом вы тоже рассказывали, рабби Аврум.

– Да, это верно.

– О чем идет речь? – поинтересовался бывший полицейский, прислушиваясь к разговору.

– Недавно я рассказал мальчикам о вашем тезке, великом мудреце Шимоне Бен-Лакише. В молодости он был гладиатором, а потом и разбойником. Но встреча с рабби Йохананом заставила разбойника бросить свое ремесло, прийти в академию, которая находилась в городе Явне в Святой Земле. Там Шимон Бен-Лакиш вскоре отличился острым умом – столь же острым, что и его меч в гладиаторские времена. Но однажды в пылу спора рабби Йоханан оскорбил того, кого сам же привел на путь учености. Спор касался нечистоты каширования режущих инструментов – ножей, топоров, кос – и точка зрения рабби Шимона не совпала с точкой зрения рабби Йоханана. И рабби Йоханан сказал: «Конечно! Кому и разбираться в топорах да ножах, как не разбойнику!» Это заявление друга и учителя очень оскорбило рабби Шимона. Настолько, что он тяжело заболел и вскоре умер.

Г-н Холберг покачал головой.

– Удивительно! – сказал он. – В своей полицейской практике я часто встречался с подобными историями. Преступник раскаялся, но ему при каждом удобном случае колют глаза прошлыми прегрешениями. Чаще всего истории заканчивались печально. Впрочем, мало кто умер от оскорбления, – заметил он с легкой улыбкой. – Но вот то, что многие, в конце концов, возвращались к прежним своим занятиям и становились еще более страшными преступниками, чем до попытки исправления, – могу засвидетельствовать. Поучительная история, весьма поучительная, – он улыбнулся мальчикам, протянул руку рабби Шейнерзону. – Спасибо за помощь, рабби. Извините, что отвлекли вас от ваших занятий… Да, кстати, – спросил он, отведя раввина в сторону и чуть понизив голос. – Вам известно, что господин Ландау был католиком?