Книга Птичий суд - Агнес Раватн

– Вижу, у вас новое пальто, – сказала она, когда я выложила товары на прилавок. – Вам идет.

Я надела серое зимнее пальто Нур из хорошей шерсти, как я могла упустить это из виду, когда собиралась в магазин.

– Спасибо. Я так понимаю, вы все замечаете, – ответила я.

– Замечаю всякое-разное, понимаете ли.

Ее распущенные пожелтевшие волосы обрамляли розовое лицо, я с трудом держала себя в руках.

– Да, понимаю.

Я взяла сдачу и забрала пакеты.

– Да, и передавайте привет подлецу.

Я остановилась, повернулась посмотреть ей прямо в глаза.

– Что вы сказали?

– Говорю, пальто вам очень к лицу.

Она, не дрогнув, посмотрела на меня и едва заметно улыбнулась.

Я хотела спуститься к нему в сарай, но решила не отвлекать. Подождала до ужина. Когда я рассказала, что произошло, он замер с вилкой у рта. Брови удивленно поднялись, он взял стакан и сделал большой глоток.

– Она сказала еще что-нибудь?

– Нет, только это.

Я не упомянула о том, как она прокомментировала мое пальто. Он ничего не сказал.

– Ну и? – спросила я.

– Не думай об этом, – откликнулся он, взял вилку и продолжил есть.

После обеда я пошла проверить мышеловки. Все двадцать штук, которые я расставила по дому, были пустые. Я взяла карманный фонарик и вышла на улицу. Первые две перед поленницей – пустые, но, приблизившись к сараю, я заметила темные тени в двух других, сердце подскочило. Я поспешила проверить улов, но под свет попала не мышь, а большая синица. «О, нет», – прошептала я и посветила на вторую ловушку: в ней тоже оказалась птица, пригвожденная стальной пружиной. Не зная, что делать, я поднялась и пошла проверять остальные за домом. В двух были синицы, а в третьей я нашла лазоревку. За углом две остались пустыми, а в третьей была снова синица. Наконец я насчитала семь пустых и тринадцать птиц. Все они лежали с широко открытыми черными глазами. Взбудораженная, я пошла в гостиную поискать в книгах, что могло привлечь маленьких птиц в мышеловки.

– Что такое? – спросил Сигурд.

– Во всех мышеловках птицы.

– Не мыши?

– Нет, куча прижатых синиц.

Он опустил книгу на колени.

– Что ты положила в ловушки?

– Свинину.

– Попробуй какие-нибудь сладкие фрукты, мыши это любят.

– Фрукты?

– Или можно повесить в саду большую птичью клетку и посмотреть, не прилетит ли сова. Нет лучше мышеловов, чем совы, тем более что лес кишит ими.

– Думаешь?

– Ты похоронила птиц?

Я потупила взгляд.

– Они все еще в ловушках.

Он опять принялся за книгу.

– Это входит в твои обязанности, – сказал он, строго на меня посмотрев.

Я взяла велосипед и провезла его через лес на шоссе. Прибыв на место, я удивилась: магазин закрыт и погружен в темноту. Я издала триумфальный вздох. Я не куплю никаких фруктов для своих мышеловок, зато я, надеюсь, видела ее орлиный сверлящий взгляд в последний раз. Я развернулась и поехала домой, согнувшись над рогатым рулем, но с прямой спиной, внутренне возбужденная, с чувством восстановленной справедливости. Когда я подъехала, он стоял посреди двора, с топором в руках и небольшой кучей колотых дров за собой.

– Магазин закрыт.

– Что?

– Но у нас есть все необходимое, по крайней мере, на два-три дня. Помочь тебе сложить их?

– Да, конечно.

Я прикатила тележку и начала заполнять ее дровами.

– Ездить туда и делать покупки было ужасно: я никогда не знала, что она скажет на этот раз.

– Да, – откликнулся он. – Хорошо, что ее нет.

Он взял тележку и откатил ее между кучей и мной, я сложила все ровно и компактно. В воздухе витала пара снежных хлопьев, последний снег этой зимы. После этого я занесла в дом охапку дров и затопила камин.

Апрельские утра были еще холодные. После завтрака мы вышли в сад, надев шапки, каждый со своими садовыми ножницами. Он обрезал фруктовые деревья, а я – ягодные кусты. Он обходил их со всех сторон и срезал засохшие ветки одну за другой. После мы все собрали, и я увезла их на тележке. Когда я вернулась, он собирался пройти через лужайку вдоль каменного ограждения к огороду.

Вечером он пил чай на кухне, а я чистила корнеплоды, чтобы запечь их в духовке.

– А что случилось с Хермодом? – спросил он, поставив чашку.

– С Хермодом?

– Помнишь, ты рассказывала про Бальдра? Хермод поскакал к Хель, чтобы предложить ей деньги за выкуп Бальдра. Чтобы забрать его из царства смерти и вернуть в Асгард?

– Хермод, да. У тебя хорошая память.

Я задумалась.

– Он скакал девять ночей в кромешной тьме, – начала я, сев за стол. – Через мост Йаллар, пока не приехал к высокому забору царства Хель. Он пришпорил Слейпнира, и они перепрыгнули забор. Хермод спешился и вошел внутрь. Там он увидел Бальдра, сидящего на высоком стуле.

– Своего брата.

– Да. Хермод рассказал Хель, почему он здесь. Рассказал, как и боги и люди скорбят о Бальдре. Хель сказала, что отпустит его при одном условии: все в мире, и живое и мертвое, будет плакать за Бальдра. Если все это сделают, он вернется. Но если хоть одна-единственная вещь не заплачет, Бальдр останется у нее. Бальдр провожает Хермода и отдает ему кольцо Драупне, чтобы вернуть его Одину в подарок. Хермод скачет домой в Асгард и передает послание Хель, и боги посылают гонцов дальше ко всему, что есть в мире, с вестью о том, что нужно выплакать Бальдра из царства мертвых. Все обещают сделать это. Все, кроме старой великанши, которую гонец богов встречает на пути домой и которая зовется Такк. Когда они попросили ее оплакать Бальдра, она ответила: Такк будет плакать сухими слезами на сожжении Бальдра!

– Локи, – прошептал он.

– Да.

– И Бальдр остался у Хель.

– Да.

– А Локи?

– Его нашли и пытали. Крепко привязали кишками его собственного сына, Вале. Кишки превратились в железо. На нем висела змея, капающая ядом в его лицо и причиняющая ему страшную боль. Поэтому жена Локи Сигун держала миску, в которую она собирала яд, но каждый раз, когда миска наполнялась и она выливала ее, одна капля падала на Локи. И тогда он метался в такой боли, что тряслась вся земля! Это и есть землетрясение.

– Он должен был получить свое наказание.

– Все желали причинить ему боль, у него никого не осталось. Мне кажется, это сильно.

Багге мрачно взглянул на меня.