Книга Необузданное сердце - Джон Элдридж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уилл: (пытаясь уклониться от разговора) Да, я знаю.
Шон: Посмотри на меня, сынок. Это не твоя вина.
Уилл: Я знаю.
Шон: Это не твоя вина.
Уилл: (занимая оборонительную позицию) Я знаю.
Шон: Да нет же, ты не знаешь. Это не твоя вина.
Уилл: (обороняясь) Я знаю.
Шон: Это не твоя вина.
Уилл: (пытаясь закончить разговор) Хорошо.
Шон: Это не твоя вина… не твоя вина.
Уилл: (со злобой) Не [путай] меня, Шон, только не ты.
Шон: Это не твоя вина… не твоя вина… не твоя вина.
Уилл: (бросаясь к нему в объятия, плача) Извини меня, извини.
Вам не надо стыдиться того, что вы нуждаетесь в исцелении; вам не надо стыдиться того, что вы обращаетесь к кому-то в поисках силы; вам не надо стыдиться, что вы чувствуете себя юным и испуганным. Это не ваша вина.
Прикосновение к ране
Отец Фредерика Бучнера покончил жизнь самоубийством, когда его сыну было десять лет. Он оставил записку своей жене: «Я обожаю и люблю тебя, но я — плохой человек… Отдай Фредди мои часы. Отдай Джейми мою перламутровую булавку. Я люблю тебя всей душой», — затем он закрылся в гараже и завел мотор своей машины, так что все помещение очень скоро наполнилось выхлопными газами. Это случилось осенним субботним утром. В тот день он должен был вести Фредерика и его брата на футбольный матч. Вместо этого он навсегда ушел из их жизни. Как десятилетнему мальчику относиться к подобному событию?
Ребенок воспринимает жизнь такой, какая она есть, потому что у него нет выбора. В то субботнее утро мир пришел к концу, но каждый раз, когда мы переезжали на новое место, я видел, что мир рушится, а потом ему на смену приходил другой мир. Как сказал Марк Твен, когда кто-то, кого вы любите, умирает, вы чувствуете то же, что чувствует человек, который в огне пожара лишился дома; только спустя многие годы вы понимаете невосполнимость своей потери. Я шел к осознанию этого дольше, чем другие, если я вообще смог осознать это полностью. А со временем я так глубоко «закопал» эту потерю, что боялся даже мимоходом вспомнить или заговорить о ней.
The Sacred Journey
Так и мы поступаем со своей раной. Мы предаем ее забвению и никогда не вспоминаем о ней. Но мы должны вспомнить о ней, или точнее, мы должны «прикоснуться» к ней. Я сумел «прикоснуться» к своей ране неожиданно для самого себя, обратив внимание на свои вспышки гнева. После того как около одиннадцати лет назад мы переехали в Колорадо, я заметил, что срываю свой гнев на сыновьях по незначительным поводам. Опрокинутый стакан с молоком мог спровоцировать целую бурю. «Да, Джон, — подумал я, — что-то происходит в твоей душе, и тебе лучше разобраться в этом как следует». Когда я стал исследовать причины своего гнева с помощью моего дорогого друга Брента, я понял, что на самом деле я был так зол из-за того, что чувствовал себя одиноким в мире, который постоянно требовал от меня больше, чем я мог ему дать. По какой-то причине в глубине души я ощущал себя очень юным, десятилетним мальчишкой в мире взрослых мужчин, лишенным мужской силы, позволяющей справляться с трудностями. За этим скрывался еще больший страх — страх потерпеть неудачу, быть разоблаченным и, наконец, страх оказаться никому не нужным. «Откуда взялся этот страх? — спрашивал я себя. — Почему в этом мире я чувствую себя таким одиноким… таким незрелым? Почему в моем сердце есть чувство какой-то осиротелости?»
Я нашел ответы на эти вопросы благодаря нескольким фильмам. Как я уже писал в других своих книгах, сначала меня поразил фильм «И катит воды река». Меня тронула в нем прекрасно рассказанная история о мальчиках, которые, можно сказать, росли без отца, за исключением тех моментов, когда он брал их с собой на рыбалку, но в конце концов они лишились даже этого. Я понял, что тоже потерял своего отца, и, как Бучнер, «закопал» свою потерю настолько глубоко, что со временем боялся даже вспоминать о ней. Глубокий след оставил во мне фильм «Совершенный мир», так как благодаря ему я понял, как много для мальчика значит отец; понял, как я стремился к таким близким отношениям с кем-то по-настоящему сильным, кто любил бы меня и мог бы сказать мне мое имя. Я был слишком похож на Уилла Хантинга, потому что я, как и он, был бойцом, который ощущал, что он одинок, и противостоял этому миру. Я так же свыкся со своей раной и не мог избавиться от боли, которую она мне причиняла. Я думал, что все это происходит по моей вине.
Таким образом, посредством этих историй Господь незаметно подбирался ко мне, потому что я не мог заставить себя спуститься в глубины своего сердца, к своей самой болезненной ране. Зачастую этот отрезок пути все мы проводим в борьбе. Наша маска, наш «стиль жизни» — это своеобразная детально продуманная защита, которая не дает нам прикоснуться к раненому сердцу. Это добровольная слепота. «Наш ложный образ упрямо мешает нам увидеть свет, осознать свою пустоту и неискренность», — сказал Мэн-нинг. Среди вас, мои читатели, есть те, кто до сих пор не понимают, что представляет собой их рана, и даже не видят того ложного образа, который они создали под ее воздействием. Ах, насколько удобна такая слепота. Счастливое неведение. Но непризнанная рана — это незалеченная рана. Мы должны прикоснуться к ней. В этом вам может помочь ваш гнев; или чувство отверженности, которое вы испытываете; или неудача; или утрата «любимой биты» и вмешательство Бога, разрушающего ваш ложный образ. А может помочь простая молитва: «Иисус, позволь мне прикоснуться к моей ране».
Он говорит: «Се, стою у двери и стучу».
Исцеление раны
Если бы вы хотели узнать, как исцелить слепого, и решили, что если будете ходить повсюду за Христом и наблюдать за Его действиями, то вам сразу все станет ясно, вы бы сильно разочаровались. Он всегда исцелял людей по-разному. Одному Он плюнул на глаза; другому Он смазал глаза брением, которое сделал из слюны, плюнув на землю. Третий исцелился по слову Его, четвертый от Его прикосновения, а пятый — после того, как Он изгнал из него беса. У Бога нет строгих правил. Для каждого человека Бог находит свой способ исцеления ран. Он — Личность, и в каждом человеке Он в первую очередь видит личность. У некоторых исцеление происходит в момент Божественного прикосновения. У других процесс выздоровления требует определенного времени, им необходима помощь другого человека или даже нескольких людей. Как сказала Агнес Сэнфорд, «у многих из нас раны настолько глубоки, что только посредничество другого человека, которому мы можем „поведать о своем горе“, способно исцелить нас».
Много раз я получал исцеление просто благодаря дружескому общению с Брентом. Мы были больше чем партнерами, мы были друзьями. Мы проводили много времени вместе в походах, на рыбалке, в пабах. Ничто так не помогло мне, как общение с мужчиной, которого я глубоко уважал, настоящим мужчиной, который уважал и любил меня. Поначалу я боялся, что он разочаруется во мне, что однажды он все поймет и разорвет наши отношения. Но этого не происходило, напротив, он оценил меня. Я понял, что если человек, в котором я вижу настоящего мужчину, думает, что я тоже настоящий мужчина, значит, возможно, я таковым и являюсь. Помните — только мужчина может судить о мужественности другого мужчины. Но Бог использовал и иные возможности — иногда исцеляющую молитву, иногда те минуты, когда я оплакивал свою рану и пытался простить своего отца. Чаще всего то время, которое я посвящал доверительной беседе с Ним. Особенность нашего исцеления заключается в следующем: оно невозможно без тесного общения с Иисусом Христом. Условием исцеления нашей раны является наш союз с Богом.