Книга Французское воспитание. Метод мадам Дольто - Патрик Деларош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время выступлений в средствах массовой информации Дольто неоднократно рассказывала о сложностях, которым подвергаются дети, плохо адаптированные к школе. Ее любимым примером был случай с Эйнштейном, который, будучи маленьким, с большим трудом научился читать и писать и намного отставал в развитии от своих сверстников. «Есть дети, плохо вписывающиеся в школьную жизнь, но обладающие многими достоинствами (общительные, великодушные, предприимчивые, спортивные, творчески одаренные)» (44). И она не считала, что существует какая-либо иерархия между различными способностями детей. Так, способность к ручному труду ничем не хуже математических способностей. И, кроме того, каждый ребенок обладает собственными ритмами и талантами. Эйнштейн не умел читать в семь лет, и других детей необоснованно считают отсталыми или не по годам развитыми. И так называемый сверхспособный ребенок становится таковым, если его развитие идет равномерно, без скачков и провалов. Очень хорошо, если ребенок научился читать до поступления в начальную школу, но совершенно недопустимо, чтобы он не умел завязывать шнурки и элементарно обслуживать себя.
Но Дольто пошла еще дальше и открыто высказывалась против обязательного обучения в школе до шестнадцати лет, когда подростка подвергают мучениям, заставляя постигать теоретические дисциплины, в то время как он проявляет способности к профессионально-техническому образованию. Продлевая школьное обучение против их воли, мы получаем агрессивных или депрессивных подростков. «Для любого юного француза нет более скучного места, чем лицей. Но это не является следствием их чрезмерной требовательности, просто они погружены в состояние глубокой депрессии. И сегодня оно (это место) даже хуже больницы, это тюрьма» (45). И можно только предположить, что Дольто сказала бы в наши дни, если когда-то она утверждала, что можно зарабатывать себе на жизнь уже с четырнадцати лет и чувствовать себя абсолютно свободным в пятнадцать (46).
Что же касается тихих и покорных детей и подростков, во всем подчиняющихся желаниям взрослых, то вряд ли они обладают ментальными возможностями и физическим пространством для личностного расцвета. И пусть родители не обманывают себя, приспособленческое поведение, покорность не являются залогом эффективного повышения интеллектуального уровня и еще в меньшей степени гарантируют дальнейшие блестящие успехи в учебе. И однажды во время учебы в колледже наступит момент, когда ученику придется продемонстрировать способность к критическому и самостоятельному мышлению, подтвердив тем самым наличие настоящего интеллекта.
Дольто не скрывала своего безоговорочного восхищения Селестеном Френе:[27]«Френе – это гениальный человек, мне хорошо известно, что его долго не признавали, видя в нем маргинальную личность. Хотя его идеи никого не оставляют равнодушными» (47). Не правда ли, все это можно с полным основанием отнести и к самой Дольто?
Ведь и она мечтала о том, чтобы каждая районная школа функционировала и после уроков для детей от восьми до двенадцати лет. Чтобы школа была открыта и по средам[28]с самого раннего утра до позднего вечера (с 6 до 22 часов) и чтобы учителями создавались специфические условия обучения (48). «Можно подумать, что школа призвана только обучать, но не воспитывать и что воспитание целиком и полностью возлагается на плечи родителей и преподаватели не имеют к этому никакого отношения. Это в корне неверно» (49).
Но все это не означает, что школа должна автоматически перейти из рук профессиональных преподавателей в руки воспитателей. Дольто бы предпочла, чтобы преподаватели, как и родители, основывались в своей работе и воспитании на методах, сочетающих доверие к самим себе, интуицию и здравый смысл.
Она критиковала форсинг (принуждение) удрученных родителей, которые толкали своих детей к достижениям, призванным «сделать их впоследствии счастливыми», и которых интересовали только школьные успехи. Но Дольто задавалась вопросами: «Приносит ли обучение радость постижения нового? Отвечает ли оно жажде знаний ребенка? Или во главе угла ставятся хорошие оценки, успешно сданные экзамены и дипломы, которые являются наградой за мазохизм, воспринимаемый как добродетель?» (50) И, даже будучи христианкой, Дольто никогда не считала, что усилие и еще в меньшей степени страдание должны сопровождать любой труд. И по ее мнению, обучение невозможно при наличии напряженности в семье или школе. Итак, обучение в школе, как и воспитание в семье, ориентировано на садистическое поведение взрослых и мазохизм детей, если в худшем случае не наоборот. И именно на самоотдачу, приспособленчество и покорность нацелены наши учителя и родители, тем более что наступивший экономический кризис внушает еще большую тревогу, законно обоснованную или преувеличенную. И все идет вопреки тому, чего желала Дольто. Атмосфера в школе стала еще более жесткой, давление на детей увеличилось, активные школы редки, а нетипичные образовательные заведения до сих пор находятся в стадии эксперимента, вне зависимости от того, какое правительство у власти.
Несмотря на то что школы, носящие ее имя, множились (через четыре года после ее смерти насчитывалось 160 школ, ясель, игротек, и даже появились две улицы имени Франсуазы Дольто), хочется спросить себя: а что стало с ее наследием? В наши дни место, предоставляющее детям привилегированные и уникальные условия существования, называемое детским садом, подвергается введению квот, системы оценивания знаний и обучения (начиная с все более раннего возраста), призванной подготовить ребенка к достижению максимальных успехов в начальной школе. Тетради и оценки проникли в жизнь детского сада, санкционируя развитие ребенка. Крестики в клетках формуляров и анкет заменили живое общение, а лепка из соленого теста признана отжившим свой век анахронизмом.
Вопрос, который задавала себе Дольто и который в наши дни не утратил актуальности, до сих пор остается без ответа: «Почему, все еще оставаясь веселыми и общительными в шесть лет, дети должны сохранять тишину и спокойствие в классе и неподвижно сидеть в течение урока, как неодушевленные предметы или дрессированные животные?» (51) Дольто удивляло: «почему школа не является для всех детей местом радости и укрытием от домашних невзгод, где ребенок мог бы найти отдохновение от напряженности в семье и обрести уверенность в себе?» (52) Кто ответит? Дольто обращала особое внимание на насилие, проявляющееся в любых формах и свойственное школе: насмешки, рэкет, агрессивность детей, а также «педагогика унижения» (53), присущая учителям, с которой Дольто не желала мириться. А в каком положении мы находимся сегодня? Не настала ли пора вернуться к основам, заложенным Дольто, и переосмыслить методы воспитания, пытаясь ответить на насущные вопросы.
