Книга Вкус жизни (сборник) - Владимир Гой

Фарбус улыбнулся:

– Могу всем.

Так, слово за слово, он оказался в небольшой двухкомнатной квартире с печкой, принадлежавшей одному из студентов. Стены комнат были исписаны мелками, красками – каждый гость оставлял здесь автограф. Новое жилье было намного лучше обжитого им чердака, за который он платил дворнику десятку в месяц, чтобы тот его не прогнал.

Вскоре у всех студентов из этой коммуналки значительно повысился рейтинг в Академии художеств. Преподаватели не могли надивиться их успехам, но однажды секрет их вдохновителя в искусстве был открыт: они не могли сдержаться и рассказали про своего тайного учителя. Худсовет внимательно посмотрел работы загадочного самородка и вынес свой вердикт: «Талант, безусловно, имеется, но ему еще надо много работать над собой, чтобы получить художественное образование». С такими авторитетами Фарбус спорить не намеревался, – он и на самом деле неважно разбирался в современной живописи, и тем более в критике. Когда-то давно, еще в поднебесные времена, он помогал художнику Маревичу – однажды тот писал необычайно красивый пейзаж, но тут пробежавшая мимо кошка столкнула на холст банку с кистями, и на холсте образовалось большое жирное пятно. В сердцах художник взял кисть и черной краской замалевал все. Полотно он назвал «Черный круг» и выставил на торги. К его удивлению, оно было продано за громадные деньги, а он после этого бросил живопись.

Картины из-под кисти Фарбуса выходили в свет одна за другой, не залеживались в запасниках галерей, и поклонников его искусства было хоть отбавляй. Места в студенческой квартирке явно не хватало, он сердечно распрощался с замечательными ребятами и переместился поближе к небу, то есть снял небольшую мастерскую под крышей шестиэтажного дома на улице Художников – так ее назвали еще в четырнадцатом веке, потому что там жили семьи маляров.

Он искал ее каждый день и пытался найти в каждой женщине, которую рисовал на площади. Как вы догадались, Фарбус специально поселился в центре Старого города. Он не помнил, где находилось то маленькое заветное окно, ему не давали этого вспомнить, иначе все было бы слишком просто. Иногда он рисовал ее так, как помнил, а прохожие смотрели на рисунок и восторгались красотой незнакомки.

Наше время утекает, как вода сквозь сжатые пальцы, мы пытаемся сохранить, удержать его, но безуспешно – оно все капает и капает в никуда.

Машина, украшенная яркими летними цветами, а за ней небольшой автобус летели по шоссе с включенными фарами. Все встречные водители приветствовали свадьбу сигналами клаксонов, желая счастья молодоженам. Праздничный эскорт въехал в город, где в небольшом ресторанчике на улице Художников собрались гости, страстно желавшие побыстрей приступить к трапезе и возлияниям. Пришли довольно известные журналисты и писатели, некоторые даже приехали из Москвы поддержать своего зарубежного коллегу в этот ответственный день. Его многочисленные публикации об ущемлении прав тех или иных нацменьшинств (честно говоря, ему было плевать и на тех, и на других) принесли ему за рубежом некоторую известность и деньги.

Ее он встретил два года назад в парке возле Бастионной горки, она показалась ему необыкновенной и неприступной, но это только распалило его инстинкты и охотничий азарт. Как мартовский кот, он ходил за ней по пятам, встречал после работы, подвозил на своем стареньком «форде» и в конце концов через несколько месяцев получил ожидаемый результат.

На первые несколько попыток заговорить о свадьбе он получил один и тот же ответ: «Мне с тобой хорошо, ты милый, но пусть все будет так, как было, не усложняй наши отношения», – и он замолкал до следующего подходящего случая.

Она рассматривала первые тонкие морщинки у глаз, и ей стало ужасно грустно: неужели это все, потом появятся седые волосы, складки у рта, обвиснет упругая грудь, кожа станет дряблой, и она будет никому не нужна. «Нет, – сказала она сама себе вслух, – если он еще раз предложит, надо соглашаться, а то можно остаться у разбитого корыта – старой, но не девой».

Следующий раз был назавтра, с цветами, шампанским и предложением, и вскоре она превратилась из Малининой в Пантелееву, вернее, в Малинину-Пантелееву.

Уже после первых возгласов «горько» она начала немножко жалеть о своем поступке. Пантелеев, приняв шампанского, понял все свое величие в этом мире, глаза его разъезжались в разные стороны, он говорил что-то умное, понятное только ему одному, тыкал в нее пальцем и, надувая губы, говорил каждому, кто был рядом:

– Она моя, я ее сегодня купил в загсе, – и противно, пьяно разбрызгивая слюну, смеялся над своей шуткой.

Лора успокаивала себя и гостей:

– Он просто выпил лишнего, а так он же очень милый. Гости, соглашаясь, кивали головой, но, отойдя в сторону, криво улыбались.

Брачная ночь не получилась. Он дрых в кабинете на диване в полной свадебной экипировке, включая плащ и туфли. Утром раздался его командный голос:

– Жена, открой мне пиво по-быстрому!

Процедура бракосочетания занимала полчаса, а собрать вещи и одеться Лора смогла за десять минут. Пива он так и не дождался, только услышал на прощанье, как его счастье хлопнуло дверью. Это был один из самых краткосрочных браков в Риге – восемнадцать часов тридцать семь минут сорок секунд. Весь вечер «милый» звонил по телефону, клятвенно заверяя: «Это было в последний раз!» Она с ним соглашалась и желала удачи в личной жизни. Через два дня она снова стала просто Малининой, без приставки.

Браки бывают разные: часть совершается на небесах, а остальные сотворяются на земле. Люди у нас женятся по разным причинам: для получения вида на жительство, для улучшения благосостояния, для бесплатного сексуального удовлетворения, для того, чтобы уехать из страны, а иногда и по любви. Переворот в демографии пытаются устроить гомосексуалисты, добиваясь официального разрешения на брак, и статьи о первых прецедентах официальной женитьбы уже появились в прессе. Успешные опыты по клонированию показали всему миру, что у гомиков есть будущее, только вынашивать ребенка будет все равно женщина.

Фарбус писал свою новую картину. На ней яркими весенними красками зеленел лес, прозрачное озеро играло солнечными бликами, а на берегу с букетом ромашек стояла Она с туго заплетенной косой вокруг головы. Лица ее видно не было, она глядела куда-то вдаль, туда, где небо сливается с землей. Фарбус смотрел на картину, и ему показалось, что если он ее позовет, она обязательно обернется и скажет: «Здравствуй, наконец ты меня нашел».

В двери кто-то постучал. На пороге стоял его новый сосед Сергей, которого он знавал и раньше, несколько десятков лет назад. Небывалый успех на сцене, женщины, алкоголь, неудачная женитьба, опять алкоголь, медленное падение… Ему было жаль этого мужика, как и растерянного им дара. Пять латов решили все мировые проблемы Сергея, и через минуту его шаги гулко доносились по деревянной лестнице откуда-то снизу.

Заказы на портреты сыпались как из рога изобилия. Жены богатых дельцов хотели изобразить себя ню, но без жировых складок, целлюлита, морщин и всяких других недостатков, нажитых годами или преподнесенных природой. Упитанные выглядели на полотнах просто балеринами, плоскогрудые получали то, что хотели, без вмешательства хирурга, длинные становились короче, а малорослые получали дополнительные сантиметры. Он, конечно, многое мог бы им рассказать о человеческой красоте, о соблазнительных формах крупных женщин, о привлекательной беззащитности тонких, обо всем том, что люди принимают за недостатки, но никого не учил, просто давал им то, что они просили. На этих картинах они узнавали себя сразу, все остальные видели лишь отдаленное сходство и никак не могли связать его с хозяйкой того дома, где находилось полотно.