Книга Тактильные ощущения - Сергей Слюсаренко

— Странные поводы для смеха у тебя, — а что я мог ещё сказать?

Аякс отступил чуть в сторону от линии пляжного прибоя, увлекая и меня. Прямо на нас неслась легкая, двухколесная коляска, запряженная выпучившим глаза рысаком. В коляске, упершись ногами в перекладину сидел загорелый мужик. Он крепко держал поводья и даже не взглянул на нас. И конь и наездник были увлечены скачкой по кромке пляжа. И только казалось, коляска жаловалась своим скрипом на остальных. Вон, вы тут скачете, а у меня и ступицы изношены, и красили давно, и старая я, и устала…

— Тут, на диком пляже Ликолы постоянно выезжают лошадей, — объяснил Аякс. — Смотри, как им нравится по срезу воды скакать! Я бы тоже хотел так.

— Что, в упряжке пробежаться?

— Вот что в тебе плохого, Майер, так это то, что когда ты раздражен, ты начинаешь язвить. Я никогда не хотел скакать запряженным, в шорах. Никогда. Как и ты. Но меня моё убеждение завело в изоляцию, а вот ты…

— Что я? Какие к черту убеждения… Плыву по волнам. И в основном вяло огрызаюсь.

В лучах еще совсем высокого солнца пляжный песок, сильно запачканный всякими отбросами цивилизации, отблескивал как снег. «Наверное, много кварцевых включений» — отметил я в уме не к месту.

— Да, ты прав, — произнес Аякс, обходя выброшенный на берег рваный спасательный жилет.

— Что прав? — не понял я, демонстративно наступая на жилет. Полуразложившийся пенопласт обдал меня потоком запасенной воды.

— Прав, что много кварца в песке.

— Ты читаешь мысли? — покосился я.

— Нет — я просто стараюсь следовать твоей логике. — Аякс тоже покосился, но с иронией.

— Слушай, может, хватит? Я приперся сюда, черт знает через что прорвался. Все ради чего? Шляться по закиданному дерьмом неаполитанскому пляжу? Слушать, как ты следуешь моей логике?

— Не спеши, Майер. Нужно собраться с силами для разговора. Вот ты упомянул ту самую лоботомию. Ты знаешь, того, что я могу, хватило, чтобы убедить их в том, что они поят меня всяким дерьмом, и даже в том, что они мне лоботомию сделали…И было это не очень сложно. Ты сейчас в гораздо более неприятной ситуации. Давай посидим. На лошадей посмотрим.

Мы приняли ещё левей и присели на вершине заросшей южной растительностью бесконечно длинной дюны. Из-за песчаных складок показались головы странных личностей, загорающих здесь, от всех подальше.

— Ах, какой красавец! — показал рукой на взмыленного, загребающего копытами морскую воду, коня.

В коляске сидела женщина. Тоже весьма рысистых пород. Даже отсюда было видно, что все человеческое ей чуждо.

— Аякс, ты можешь внятно сказать, что происходит? Не зря ты меня сюда позвал, — решил я в конце концов перейти к главному.

— Коней выезжают… Посмотреть на них на берегу моря, когда вдали в дымке Капри, и Везувий даже не скрыт летним маревом. Наверное, это лучшее из всего, что человек может увидеть в жизни.

— Я не могу смотреть ни на что, когда в моей жизни все кувырком! Все! Начиная с того, что Ася исчезла больше года назад и до сих пор непонятно, почему. Кончая тем, что на Земле происходит нечто совсем несуразное! За мной охотятся, меня хотят убить.

— Вот видишь, ты сам объясняешь, вполне внятно, что происходит. Хотя, порядок событий не совсем верен. Сначала — на Земле что-то происходит, потом тебя хотят убить. Потом уже подруга. А она тебе очень нужна была?

— Ну, ты и расставляешь! Ася на последнем месте!

— Ты сам давно это сделал. Именно в тот момент, когда решил жениться на ней, потому что все кругом женятся, а ты ещё нет. Но это типичная ошибка.

Тут Аякс отвлекся. По песку важно вышагивал скарабей.

— О, смотри. Кому священный жук, а кому навозный жук, — важно произнес Аякс.

У меня складывалось впечатление, что он произносит любое свое слово, как содержащее глубокий смысл. Вот и скарабей. При чем он тут?

— Он шарик говна толкает перед собой и ему кажется, что это самое главное в жизни, — ответил на мой немой вопрос Аякс. — Человек тоже всю жизнь катит впереди себя свое дерьмо. Дерьмо своей души, своей памяти, своих комплексов и ошибок. И редко когда осознает, что это дерьмо и есть самое главное в жизни.

— Наверное, самое главное, это уметь оттолкнуть это дерьмо в сторону? Чтобы не мешало? — я опять вступил в странную, вязкую дискуссию. — Тебе не кажется , Аякс, что мы, как два преподавателя философии, сидим и умничаем друг перед другом? Кто умнее скажет?

— Ну, что-то такое есть, — ответил Аякс, подбирая жука на щепку. Полюбовавшись им вблизи, Аякс отнес его на громадную кучу конского навоза.

— Вот теперь у него есть шанс начать новую жизнь, — заключил он.

— Как бы мне тоже так? — сыронизировал я.

— У тебя дерьма на десять новых хватит, — заметил Аякс.

— Очень приятно! Именно за этим я здесь?

— Это ты и так знаешь.

Легкий ветер вдоль берега поднимал песок, и на метр от земли все казалось утонувшим в грязном тумане. Послеобеденное время у моря — не самое лучшее. Даже кони со своими наездниками скрылись вдали. Наверное, на обед.

— Давай пойдем вперед, там есть станция, в город будет проще вернуться электричкой, — Аякс неопределённо махнул рукой в сторону.

— Ты спрашиваешь, что происходит? Ты прав, кто-то хочет изменить все на Земле. Но есть одна несуразица во всем. Я всегда мог предугадать любое, возможное в ближайшем будущем, объединение людей. Наши славные органы вычислили меня очень быстро. И заставили заниматься потенциальными объединениями инсургентов. До этого я зарабатывал в основном на бизнес разведке. Любой заговор спекулянтов на бирже, любое возможное организованное событие на мировом рынке. Ну и тому подобное.

— А психонавтика, секта и прочее? Это как — хобби? — проявил я осведомленность.

— Для того, чтобы припугнуть меня, органы пустили слух, что я организовал секту, в основном из педофильных побуждений. Сам понимаешь, попади я в зону с таким диагнозом… Они думали, что я могу туда попасть.

— Ну так ты все таки стал на них работать?

— Мои погружения в среду возможных диссидентских, противо-имперских и тому подобных движений окончились плохо. Диссидентство никогда не было определяющим в движениях, угрожающих империи. Как правило, это были выбрыки или психически неуравновешенных людей, или выступления тех, которыми умело манипулировали. Либо выверенная политическая игра. В общем, ничего того, с чем были бы незнакомы органы, я увидеть не мог. Но я увидел нечто более страшное. Страшное своей непонятностью. Оно стремилось и стремится в нашу жизнь. Что-то темное, не определяемое человеческими понятиями и человеческими законами. Я могу погрузиться только в ментальное поле людей. А здесь… темно. И всегда я видел там нечто, что будет противостоять этой тьме. Вернее не нечто, а некто.