Книга Нейронный трип - Виталий Вавикин

– Но ведь это просто фантазия, – говорит Колхаус. – Как думаешь, соседка согласится на нечто подобное?

– Понятия не имею, – говорит Мерло, видя в соседке Глори из будущего. – Может быть, для начала просто пригласить ее к нам в гости? – предлагает Мерло, купаясь в нереальных всплесках будущего, которые показывает ему а-лис. Показывает и заставляет забывать. Снова и снова. И что-то во всем этом есть недоброго, зловещего, словно одиночество и мысли о смерти всех близких тебе людей. – А может, ну к черту эту соседку? – торгуется Мерло. – У нас ведь уже есть одноклассницы.

– Можешь забирать себе обеих, – смеется Колхаус.

– Зачем обеих? – серьезно спрашивает Мерло, озадаченный перечным вкусом своих чувств и воспоминаний о Глори. – Мне хватит и одной.

И уже поздним вечером на скамейке возле дома, с захмелевшей одноклассницей в обнимку:

– Может быть, завтра поедем назад?

– Почему?

– Не знаю. Жутко здесь как-то.

– А может быть, все дело в той записи, которую сделал Колхаус, когда мы с ним подключались к нейронному модулятору твоего деда?

– Да, – цепляется за эту идею Мерло, потому что соседская девочка с лицом Глори пугает его сильнее и сильнее.

– Так ты хочешь уехать, потому что ревнуешь меня к Мэтью? – спрашивает одноклассница.

– Да, – снова врет Мерло однокласснице, себе, всей этой ночи вокруг.

– Он мне не нравится, – говорит одноклассница. – Уже не нравится.

– Угу, – говорит Мерло и крепче обнимает ее за плечи.

Они занимаются любовью прямо на улице. Стонут и охают под мычание соседских коров, словно грузинская песня, в которой два верхних голоса сопровождаются басом.

– Ты клевый, – шепчет одноклассница, оставляя на шее Мерло багровый засос. – Очень клевый, – повторяет она, когда мимо них проходит Колхаус.

– Ты куда? – спрашивает Мерло.

– Пойду попытаю счастья с соседкой, – говорит он, растворяясь в густой как смоль темноте.

Его нет всю ночь и нет утром. Трип рисует Мерло какие-то поездки, суету.

– Нужно сходить за Колхаусом, – говорят одноклассницы.

Дождя нет, но проселочная дорога вязкая. Мерло слышит, как чавкает под ногами грязь.

– Поторопись! – кричат одноклассницы, но его ноги тонут в грязи все глубже и глубже.

Он остается один – стоит и смотрит, как из дома в конце улицы выходят Колхаус и соседская девочка, встречая одноклассниц.

– Забавная у нас здесь получается история! – задорно говорит девочка, как две капли похожая с Глори, и дом за ее спиной растворяется в лучах не то заката, не то рассвета.

Мерло видит, как растекаются стены дома, плавятся, тают, и за ними открывается бесконечное конопляное поле. Мерло чувствует запах этих сочных листьев.

– Кому нужно море, если есть такие поля? – спрашивает его друзей Глори.

Она сбрасывает с себя одежду, тонет в конопляных зарослях, продолжая звать за собой Колхауса и одноклассниц. Мерло видит, как они раздеваются – тела бледные, без тени загара. Глори смеется. Пара старух – тех самых, что показывали Мерло могилу его деда, – наблюдают за происходящим.

– Почему ты не ушел с друзьями? – спрашивают старухи.

Мерло бормочет что-то бессвязное о дороге, в которой увязли его ноги, но вдруг понимает, что дорога сухая и твердая.

– Что ж, зато у тебя остался нейронный модулятор, – говорят старухи.

Мерло кивает и возвращается в старый, покосившийся дом деда. Модулятор стоит на столе. Мерло включает запись трипа, где Колхаус веселится с одной из одноклассниц.

«Вот и все, что осталось от друзей», – думает он, вспоминая смех Глори. Смех женщины, которая бросила его раньше, чем он успел завязать с ней отношения. И будущее тает, как ранее таял соседский дом. Вся жизнь тает, срывается капелью с замерзших крыш. Ничего нет. Никакого будущего. Совсем.

62

Мерло очнулся в холодном поту и до утра не спал, пытаясь вспомнить все, что случилось с ним за последние годы, убедиться, что это сохранилось в его сознании. Нейронный трип, казалось, перевернул весь мир. Лишь ближе к обеду Мерло пришел в себя. Пилюль а-лиса было много, но он спустил их в унитаз. Он разобрал на части свой нейронный модулятор и отправил в мусоропровод.

– Хватит с меня этих историй!

Мерло переоделся, пообедал в закусочной, которая была ближе всего к его дому.

Теперь вернуться на работу. Притвориться, что не было последних безумных недель (или месяцев?). Может быть, позвонить жене, попросить прощения. Взять у редактора дополнительную нагрузку. И самое главное – не думать об а-лисе, не ждать снов наяву. Не вспоминать Глори. Не вспоминать нейронные трипы…

Три долгих дня Мерло притворялся, что все стало как раньше. Притворялся, даже когда появились сны наяву и он начал видеть конопляное поле, слышать голос Глори, которая звала его, манила, мелькая меж сочных, тянущихся к небу крепких стеблей, шершавых листьев и пушистых соцветий – обнаженная, желанная.

Эти видения приходили так внезапно и были такими реальными, что коллеги начали косо смотреть на Мерло, которому пришлось инсценировать запой, чтобы скрыть истинные причины своего странного поведения. Да, подобное принять коллегам было проще. Молодой журналист разрушил свой брак, связавшись с бывшей любовницей. Такой расклад они понимали. Редактор – и тот предложил Мерло взять пару оплачиваемых выходных, чтобы прийти в себя. И все, казалось, действительно наладилось. Сны наяву угасли, а сам Мерло почти убедил себя, что и не было тех безумных недель, но потом… Потом в редакцию пришел счет из больницы с подробным перечнем оказанных услуг и причиной госпитализации.

– Я не могу держать в газете наркомана, – сказал главный редактор «Эффи» Тимоти Хейвлок.

И мечты, что все наладится, рухнули как карточный дом.

63

Когда Мерло вернулся в родной город и встретил Мэтью Колхауса – настоящего, а не глюк из нейронного трипа, ему потребовалось почти три месяца, чтобы рассказать о своей жизни в мегаполисе. Нет, Мерло не был многословен. Он просто не хотел врать и скрывать от Колхауса неприятные для воспоминания детали. Поэтому приходилось брать паузы и подготавливать себя. Но Мерло чувствовал, что обязан выложить другу все, что случилось, – иначе это сожрет его изнутри.

– Такая вот история, – закончил свой рассказ Мерло.

«История, которая принадлежит нам, – сказала где-то в воспоминаниях Глори, словно а-лис все еще имел над Мерло власть. – История, которой принадлежим мы».

– Но все уже в прошлом, – сказал Мерло не то Глори, не то Колхаусу, не то самому себе. – Мне плевать… На все плевать… – он заставил себя улыбнуться, понимая, что больше разговаривает с Глори, чем с Колхаусом. – Я слишком сильно напуган. Я слишком сильно разочарован… Это как попытка самоубийства. Поднимаешься на крышу, а кровельщик спрашивает, куда ты идешь. Никуда, говоришь ты. И ведь это правда. И никаких больше историй. Шесть секунд свободного полета – и жизнь оставляет тебя. Ты чувствуешь удар о землю, видишь зеленый газон, постриженные кусты, белый бордюр тротуара, но все это тонет в кровавом приливе. Ты чувствуешь его вкус у себя во рту. Понимаешь, что дальше ничего не будет, но в этот самый момент подходит Глори, целует тебя в окровавленные губы и говорит: «Я люблю тебя. Я всегда любила тебя, дурачок…» И хрен его знает, что все это значит… Такая вот жизнь.