Книга Пути Звезднорожденных - Александр Зорич

«Айлангия»!

Нет, «Айлангия Великая»!

Да при чем тут почтенный Айланг, назовем просто «Сарилир», что означает на языке предков «Сердце Страны»!

Каких таких предков? Из Северной Лезы? Ха-ха!

Ладно, не надо предков. Пусть будет просто – «Владычица».

Чего, простите, владычица? А почему не «Мамаша»?

И все в таком же духе…

В общем, название «Харрена» напрашивалось само собой – ведь и полуостров звался «харренским». На нем и сошлись. А и правда, такого ни у кого нет. Не называется же столица Варана – Вараном!

Спустя полгода Кальт расскажет эту историю одному не вполне обычному мальчишке пятнадцати лет, глядящему на башни и стены Харрены через узкие прорези в подвижной полумаске варанского шлема. И подросток с равнодушным лицом тридцатилетнего мужчины недовольно заметит: «Мыши и возня у них мышиная. Надо было называть Мышью».

Кальт дерзко улыбнется, оценив шутку. А потом они оба – Кальт и его спутник – будут мысленно делить и измерять Харрену безразличной мерой уставших от трофеев завоевателей. А через час после этого Харрена откроет перед ними ворота, уповая лишь на то, чтобы выжить под мертвящим ярмом Властелина.

6

Только к вечеру Кальт подыскал себе гостиницу на самой окраине Харрены.

Даже самые дешевые трактиры, по мнению Кальта, драли с постояльцев три шкуры. А к дорогим он и на крыльцо не подымался. Увы, делать было нечего: заночевать в лесу не представлялось возможным за отсутствием такового. Тех, кто отваживался заночевать на улице, городская стража нещадно секла плетьми – бродяжничество тут не поощрялось.

Пришлось раскошеливаться.

Харренская роскошь озадачила и испугала Кальта. То, что в Лезе звалось богатством, здесь носило скромное имя достатка.

«А что если на приличный клинок мне попросту не хватит денег?» – спрашивал себя Кальт.

Чтобы развеять тоску, он взял себе на ночь девушку из недорогих. Впрочем, здесь дело было не экономии – эта чахоточная худышка с нездоровым румянцем, разлитым по щекам, и впрямь приглянулась ему больше других.

– На родине у тебя были девушки? Может, я у тебя первая? – спросила худышка, деловито стягивая через голову простое шерстяное платье.

– Еще чего не хватало – «первая», – добродушно осклабился совершенно нагой Кальт, развалившийся на ложе.

– Вот, предположим, у тебя было сто девушек. Так что – ни одну из них ты не любил?

– С чего ты взяла? – Кальт недоуменно приподнял голову с подушки. Уж очень необычные разговоры вела его новая знакомица.

– У тебя на лице написано, что ты никого из них не любил. Я не имею в виду телесно, – прыснула со смеху его подруга и, встав на четвереньки на краешек обширного ложа, с кошачьей грацией направилась к лежащему Кальту.

Не прошла она и одного локтя, как у кровати, представлявшей собой набранный из жердей топчан с набитым соломой матрасом, подломилась ножка.

Ложе накренилось, девушка испуганно ойкнула и едва не свалилась на пол. И свалилась бы, не поддержи ее Кальт за талию. Вновь раздался предательский хруст и еще одной ножкой стало меньше. Кальт и его обнаженная подруга, с трудом удержавшись на постели, расхохотались.

– Мне еще ни с кем не было так весело, – призналась девушка, отсмеявшись. – И мне нравится твой целомудренный вид.

– Что значит «целомудренный»?

– Это значит, что в тебе есть чистота и сила. Большинство людей похожи на бутыли с недопитым гортело, что остаются после хороших купеческих гулянок. Вроде и выгодно их взять, а даже прикоснуться к ним противно. Не то, что из них пить.

Вначале Кальту понравилось объяснение, данное девушкой. Но спустя мгновение ему вдруг послышалось в нем нечто оскорбительное. Как если бы его привселюдно обвинили в мужеской слабости. В самом деле, кто научил ее называть мужчину «целомудренным»?

Не найдя что ответить, Кальт яростно впился в губы своей худосочной и смешливой подруги. Вначале он будет любить ее так, как диктует ему его целомудрие. А уже потом, когда сладкая истома разойдется по всему телу, порасспросит выдумщицу как следует – что же это такое у него написано на лице?

Многие и многие желтоволосые северянки с малахитовыми бусинами в косах и охранительными амулетами на тонких лягвиях дарили Кальту свою любовь. Кальт никогда не пренебрегал дарами. Он был яростен, нетороплив и немного груб. Он был таким, каким, по его мнению, пристало быть мужчине.

И вот эта чахоточная худышка оказалась первой женщиной в жизни Кальта, которая заставила его задуматься над тем, правильно ли он действовал раньше.

– Не так быстро, милый! Ну куда ты торопишься? Тебе что, назначена аудиенция у сотинальма?

Когда до ушей Кальта долетели эти слова, он покраснел и попробовал сбавить темп. Получилось.

– Теперь тебе нравится? – спросил пристыженный Кальт.

– Уже лучше. Но если бы ты обратил внимание на мою грудь, которой я лично горжусь, было бы куда как веселее.

– А теперь? Что мне делать теперь? – поинтересовался Кальт некоторое время спустя. От пустого апломба самца, какой он длительное время принимал за «настоящую мужественность», теперь не осталось и следа.

– А теперь я прошу тебя, милый – ни за что не останавливайся! – страстно прошептала девушка и Кальт с удовлетворением отметил, что, по всему видать, он старается не зря.

– Не так медленно, пожалуйста, – дыхание девушки было резким и отрывистым. Кальт сообразил, что не худо бы удвоить старания, если он хочет довести подругу до блистательного финала.

– Ты… ты… я больше не могу! – наконец вымолвила девушка и разразилась красноречивым стоном. Но бдительный Кальт понял, что это не совсем правда и что ему следует приподнять бедра худышки чуть выше.

– Ты… ты… я люблю тебя! – заходясь в судорогах исполненной страсти, худышка обхватила шею Кальта обеими руками, прижалась щекой к его сильной шее и слизнула каплю пота с его скулы. Ее ноги сомкнулись тесным замком на ягодицах Кальта. Ресницы девушки блаженно задрожали. И тогда Кальт понял, что настала его очередь испить из громокипящего кубка наслаждений.

Он ринулся вперед и стиснул девушку в самых страстный объятиях, на какие только был способен.

Когда безумие плоти стихло, Кальт благодарно поцеловал крохотную грудь девушки с твердым, словно ягода, соском и улыбнулся своей обессиленной подруге. Кальт знал: теперь он по-настоящему счастлив.

7

– Ты обещала сказать, что именно написано у меня на лбу! – сказал Кальт, целуя ушко своей страстной подруги.

– У тебя? Знаешь, у тебя не совсем то написано, что я сначала подумала, – смущенно ответила девушка, игриво перебирая волоски на груди Кальта. – Там вообще что-то ужасное.