Книга 1945. Берлинская "пляска смерти". Страшная правда о битве за Берлин - Хельмут Альтнер

Идем вперед, и с каждым шагом все слышнее становятся звуки близкого боя.

Лейтенант о чем-то разговаривает с офицером СС, и мы сворачиваем с дороги и движемся через лес параллельно железнодорожному полотну. Штабс-фельдфебель сообщает, что железная дрога ведет к Бетцову. Слева видим в саду большой дом, похожий на госпиталь или монастырь. Лейтенант говорит, что это уже Йоханнесштифт и что русские уже заняли дорогу, оставшуюся у нас за спиной. Замечаем флаг Красного креста. Снова поворачиваем направо и углубляемся в лес. Впереди несколько домов.[78]На пороге стоят женщины, они хотят понять, что происходит. Чего им стоит больше бояться — шума боя, доносящегося слева, со стороны Йоханнесштифт или же стрельбы со стороны леса, где проходит трамвайная линия?

Идем по трамвайным путям. Я, Гейнц и Штрошн стараемся держаться позади, потому что враг, судя по всему, находится впереди, на перекрестке. По обе стороны дороги тянутся стены живой изгороди. Неожиданно из какого-то переулка появляется отряд фольксштурма, который тут же присоединяется к нам и идет следом. Неожиданно над верхушками деревьев возникает вражеский самолет и поливает дорогу пулеметным огнем. Ныряю в заросли живой изгороди и падаю на землю. Оставаться на дороге в эти мгновения — чистое безумие.

Опасность наконец миновала. Выползаем из кустов и идем дальше. На перекрестке стоит немецкий танк и стреляет по улице. Кое-кто из солдат бросается вперед, мы же отступаем назад. Эти парни могут делать все, что им угодно, но для нас в данный момент самое главное — чтобы нас оставили в покое.

Мы останавливаемся неподалеку от Йоханнесштифта, перед железнодорожной линией, ведущей на Бетцов. Здесь находятся траншеи, вырытые фольксштурмом. Командир фольксштурмовцев с четырьмя звездочками на петлицах,[79]— он слишком высокого мнения о себе, — не хочет, чтобы мы занимали эти окопы. По правде говоря, в данный момент эти окопы не слишком нужны нам, потому что они вырыты перед самым лесом, а нам придется целиться в направлении ограждения Йоханнесштифта, за которым находятся густые заросли живой изгороди. Когда здесь окажутся русские, то они перестреляют нас, как зайцев, если мы не увидим их первыми.

За нами устраиваются в окопах фольксштурмовцы. Наши окопы не так уж плохи, потому что расположены не слишком близко к передовой. Шум боя со стороны Йоханнесштифта становится еще громче. Наш лейтенант проходит по траншеям и сообщает, что более пятисот тяжелораненых находятся в расположенных перед нами зданиях и главный врач обсуждает с эсэсовцами возможность сдачи их противнику, чтобы избежать лишнего кровопролития, но командир отряда СС с этим не согласен.

Кладу боеприпасы на землю. Наши траншеи замаскированы ветками и еловыми лапами, так что перебираться от одной огневой точки до другой можно только ползком. Гейнцу достается место рядом со мной, и у нас есть возможность разговаривать друг с другом. Мы оба сильно проголодались. Моя головная боль, вызванная бессонной ночью и излишней порцией алкоголя, уже прошла, но голод по-прежнему терзает меня, поскольку сегодня мы еще ничего не ели. Позднее фольксштурмовцы получают достаточное количество горячей пищи, нам тоже немного достается. К сожалению, у меня нет с собой ни котелка, ни ложки, но один добрый фольксштурмовец любезно выручает меня. Позднее Блачек приносит нам большой термос с горячим чаем.

Время тянется ужасно медленно. Наконец устанавливается полная тишина. Открываю банку тушенки, которую мы с Гейнцем тут же съедаем. После этого отправляемся на нашу огневую точку. Ночь нам придется провести в ней. Фольксштурм решил разойтись по домам — пожилые мужчины хотят вернуться к женам прежде, чем здесь окажутся русские. Не обращая внимания на мольбы и угрозы своего командира, они исчезают среди деревьев. Поняв, что остался один, уходит и их командир.

Становится темно и холодно. Ночь сегодня удивительно тихая. Время от времени по брустверу проходит штабс-фельдфебель, предупреждая нас, чтобы мы не смели спать. В одном месте траншея проходит под забором, и мы с Гейнцем уходим по ней на дальний конец сада, где находим в сарае немного соломы. Приносим ее в наш окоп. Затем в том же саду находим доски, которые перебрасываем через забор. Укладываем доски на дно окопа и бросаем на них солому. Накрываем окоп сверху ветками и лапником, однако это не спасет нас от тянущего от земли холода. Ложимся и крепко прижимаемся друг к другу. Затем снова встаем, так и не согревшись и дрожа от холода. Ночь кажется нам бесконечной. Над землей стелется туман, поблескивая серебром. Откуда-то издали доносятся голоса и звук выстрела. Делаем по глотку холодного, как лед, шнапса. Наши ноги и тела болят от холода. Мы снова садимся, сгорбившись от усталости. Какой смысл бодрствовать ночью, если наши тела нам больше не повинуются?

Холод снова и снова заставляет нас вставать и двигаться. Выбираемся из окопа и ходим по саду. Находим еще соломы и снова утепляем окоп. Согреться никак не удается. На нас лишь тонкие мундиры, а в наших желудках снова пусто. Никогда не представлял себе, что апрельские ночи могут быть такими холодными.

На ночном небе медленно восходит луна, которую часто затемняют бегущие облака. Над миром безмятежно сияет россыпь звезд. Со стороны леса доносится легкий шорох ветвей, колеблемых ветром. Время тянется медленно, мы считаем минуты этой бесконечной ночи. Снова прикладываемся к шнапсу, как какие-нибудь завзятые пьянчужки. Даже алкоголь не помогает нам согреться. Нас снова бьет дрожь. Смертельно усталые, мы ходим по саду, мечтая о теплой постели и блаженном сне. Ложимся на солому на дно окопа и несколько минут отдыхаем. Лежим до тех пор, пока холод не заставляет нас встать и начать двигаться. Время движется все так же медленно. Ночную тишину нарушает удар городских часов на башне. Час ночи. Начался новый день. Снова ложусь и пытаюсь уснуть. Сворачиваюсь калачиком и, наконец, погружаюсь в сон.[80]

Среда, 25 апреля 1945 года

Я просыпаюсь. Тело буквально онемело от ночного холода и неудобного сна. Вылезаю из траншеи и отправляюсь в сторону леса, пытаясь ходьбой немного размяться и разогреться. Звезды на небе начинают гаснуть. Над землей все еще стелется туман. Смотрю на часы. Почти четыре утра. Из окопа вылезает Гейнц и присоединяется ко мне. Мы вместе отправляемся на командный пункт к нашему лейтенанту. Практически никому из нас не удалось выспаться этой ночью. Все дрожат от холода. Мы стоим в окопах или прогуливаемся неподалеку, пытаясь немного согреться, поскольку наши тонкие мундиры нисколько не спасают от холода. Если бы мы вчера знали, что означают слова «вернемся вечером», то наверняка оделись бы теплее.