Книга Изгой - Сэди Джонс

— Мне некуда идти, — неожиданно сказал он.

— Вот это кольцо очень хорошее.

— Нет, правда. Мне действительно некуда идти. Я опоздал на свой последний поезд.

— Твоя мама знает, где ты?

Его начало трясти.

— Нет.

— А она разрешает тебе шататься по городу?

— Нет.

— Ты знаешь, сколько мне лет?

Он покачал головой.

— Тогда я тебе и не скажу.

— Ладно.

— Можешь переночевать на диване в офисе, если хочешь.

Джини ушла в два, Льюис проводил ее — они вместе поднялись по лестнице и ненадолго остановились в темном дверном проеме. Это был тот самый проем, который он видел с другой стороны улицы в самом начале вечера, закрытый для окружающего и полный неизвестности.

— Хорошо, правда? — сказала она.

Было очень холодно, и она втиснулась к нему под пальто. Она смотрела на него снизу вверх, и была очень близко, как и до этого.

Он поцеловал ее. Он целовал ее очень долго, хотя на улице ее ждало такси. Джини страстно прижималась к нему, и Льюис чувствовал, как растворяется в ней, как его поглощает желание обладать ею; он готов был разорвать ее на части и при этом должен был заставить себя быть нежным. Он обнимал ее, и в нем не только горело желание, он ощущал благодарность и удачу. Он трепетал, прикасаясь к ней, она казалась ему драгоценной.

— Это так похоже на детство, — сказала она и прижалась лицом к его шее возле воротника; он почувствовал, что она улыбается, и не мог припомнить ничего более сладостного из всего, что произошло с ним в жизни.

Он не мог вспомнить, чтобы к нему вообще кто-то прикасался, не то что прижимался и обнимал, как сейчас, или как-то еще, и от этого внутри возникла боль, такая сладкая боль.

После того как она ушла, ничто больше не казалось ему удивительным или странным. Он снова спустился в бар. Джек показал ему офис и место, где он мог поспать, и это больше уже не было приключением, каким оно выглядело только что, это было просто чередой событий, которые произошли после того, как Джини ушла.

Глава 4

На следующий день Льюис вышел из клуба на улицу, залитую ярким солнечным светом, где было очень холодно. Он направился на вокзал Виктория. Было воскресенье, и он едва не опоздал на единственный в этот день поезд, так что ему пришлось бежать по опустевшей платформе и запрыгивать в вагон уже на ходу. У него было такое чувство, что он единственный пассажир и что он едет на необычном поезде, который летит сквозь морозное утро намного быстрее настоящего.

Дорога от станции была спокойной и солнечной. Здесь было холоднее, чем в Лондоне, иней еще полностью не растаял на обочинах и пятнами белел под деревьями, где солнце не успело растопить его. Везде было очень тихо, ярко светило солнце, а небо над головой было таким высоким и синим, каким он не видел его уже давно. Льюис глубоко вдохнул холодный воздух и улыбнулся, почувствовав, что жизнь переполняет его.

Кит думала, что холод в церкви является холодом смерти. Он не походил на холод на улице или где-нибудь в других местах; воздух здесь был затхлым и пах камнем, как возле могилы. Впереди, прямо перед скамьями, стояли керосиновые обогреватели на колесиках, которые не столько грели, сколько шипели. Она спрятала кисти под мышки. Чем больше людей входило внутрь, тем становилось лучше; запах духов делал воздух уже не таким, как в склепе. Органист начал играть что-то неопределенное, просто чтобы привлечь публику с улицы. Пришли Напперы, заговорили с Дики и Клэр и сели позади них.

— Как на кладбище, — прошептала Джоанна.

— Можешь меня прирезать прямо сейчас, — отозвалась Кит.

Двери закрылись, по проходу между рядами прошел викарий и повернулся к ним лицом. Джоанна сзади начала хихикать, и Кит закрыла лицо рукой, чтобы не фыркнуть.

— Нет Джилберта с Элис, — сказала Клэр, и Кит подняла глаза.

И правда: первое воскресенье пасхальных каникул, а Льюиса нет.

Льюис сошел с дороги перед поворотом, перелез через забор и, срезая путь, направился по краю леса и через сад, чтобы выйти к своему дому с тыльной стороны.

Было позднее утро. Он думал, что Элис и его отец в это время все еще в церкви. Он не знал, что им скажет, и это не очень его заботило. Ему хотелось поесть и поспать — очень простые желания.

Он вышел на лужайку и остановился. Через окно ему было видно, что в гостиной находятся его отец, Элис и полицейский в форме.

Минуту он не двигался с места, но они уже заметили его, когда он шел через сад, так что ему ничего не оставалось, кроме как идти дальше. Он подошел к дому, открыл застекленные французские двери и шагнул в комнату. После холодной улицы казалось, что здесь очень жарко, а через оконное стекло ослепительно светило солнце. Его отец встал.

— Льюис…

— Что, сэр?

У камина стоял полицейский — это был Уилсон.

— Значит, все в порядке?

Льюис кивнул, но Уилсон задал вопрос не ему, он обращался к его отцу.

Элис поднялась и проводила Уилсона в прихожую. Джилберт и Льюис стояли в гостиной и смотрели друг на друга; они слышали, как закрылась входная дверь. И вот они остались одни в своем доме, стоявшем среди других домов, сейчас опустевших, потому что все остальные люди были в церкви.

— Вы не пошли в церковь, — сказал Льюис, когда Элис вернулась в комнату.

Голос Джилберта звучал глухо:

— Ты не пришел домой, и мы волновались. Мы не знали, что с тобой случилось.

— Ничего со мной не случилось.

— Просто… просто помолчи, Льюис, прошу тебя.

Льюис замолчал. Он хотел оставаться бесстрастным, он хотел думать лишь о Джини и не ощущать, где он находится на самом деле, но не смог.

— Тебя не было всю ночь.

— Да, сэр. Простите меня.

— Если ты еще раз уйдешь без спроса, мы должны будем подумать, не отдать ли тебя в специальную школу. Ты знаешь, что это означает?

Джилберт подошел к нему ближе, и теперь, видя отсутствующее выражение его лица, говорил более зло и громко.

— Ты слышишь меня? Есть места, куда отправляют таких мальчиков; там тебя научат, как себя вести, и там ты будешь под контролем. Ты не будешь приезжать на каникулы домой, как это происходит сейчас. Жизнь твоя станет совсем другой, ты понимаешь это? То, как ты вел себя в последнее время, как ты относился ко мне и твоей приемной матери, а теперь еще и этот побег… Это совершенно недопустимо, ты это понимаешь?

Льюис смотрел в лицо отцу так напряженно, что поле его зрения по краям стало размытым.

— Ты живешь в моем доме и будешь соблюдать мои правила, а если ты не в состоянии делать это, тебя просто отправят отсюда, ты понял? Мы тебя отправим отсюда.