Книга Путь в Царьград. Бремя русских - Александр Харников

Если мало и поверхностно рассуждающие люди и могли еще утешиться мыслью, что международные договоренности могут устранять бедствия войны и все растущих вооружений, то образование Континентального альянса очевиднейшим образом показало невозможность решения вопроса этим путем. После встречи в Петербурге трех угнетающих весь мир тиранов стало очевидно, что до тех пор, пока будут существовать правительства с войсками, прекращение вооружений и войн невозможны. Все три правительства, заключивших между собой союз, упиваются своим чувством патриотизма, превозносят силу своих войск и готовы при любом удобном случае пустить их в ход. Следующей жертвой их алчного насилия станет скорее всего несчастная Австрия, и тогда горе побежденным.

Для того же, чтобы возможно было какое-то мирное соглашение, нужно, чтобы соглашающиеся верили друг другу, для того же, чтобы державы могли верить друг другу, они должны сложить оружие, как это делают парламентеры, когда съезжаются для совещаний.

До тех же пор, пока правительства, не веря друг другу, не только не уничтожают, не уменьшают, но все увеличивают войска соответственно увеличению у соседей, неукоснительно через шпионов следят за каждым передвижением войск, зная, что всякая держава набросится на соседнюю, как только будет иметь к этому возможность. При этом невозможно никакое соглашение и всякая конференция есть или глупость, или игрушка, или обман, или дерзость, или все это вместе.

В самом деле, что такое в наше время правительства, без которых людям кажется невозможным существовать?

Если было время, когда правительство было необходимое и меньшее зло, чем то, которое происходило от беззащитности против организованных соседей, то теперь правительства стали не нужное и гораздо большее зло, чем все то, чем они пугают свои народы.

Правительства, не только военные, но правительства вообще, могли бы быть, уже не говорю – полезны, но безвредны, только в том случае, если бы они состояли из непогрешимых и святых людей, как это и предполагается у китайцев. Но ведь правительства, по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилий, всегда состоят из самых противоположных святости элементов, из самых дерзких, грубых и развращенных людей.

Всякое правительство поэтому, а тем более правительство, которому предоставлена военная власть, есть ужасное, самое опасное в мире учреждение.

Правительство, в самом широком смысле, включая в него и капиталистов, и прессу, есть нечто иное, как такая организация, при которой большая часть людей находится во власти стоящей над ними меньшей части. А эта меньшая часть во власти еще меньшей и так далее, доходя, наконец, до нескольких людей или одного человека, которые посредством военного насилия получают власть над всем остальным населением государства.

Устроят себе люди такую страшную машину власть, предоставляя захватывать эту власть кому попало. А все шансы за то, что захватит ее самый нравственно дрянной человек. И люди рабски подчиняются и удивляются, что им дурно. Боятся мин, анархистов, а не боятся этого ужасного устройства, всякую минуту угрожающего им величайшими бедствиями.

Для избавления людей от тех страшных бедствий, вооружений и войн, которые все увеличиваются, нужны не конгрессы, не конференции, не трактаты и судилища. Нужно уничтожение того орудия насилия, которое называется правительствами, и от которых происходят величайшие бедствия людей.

Для уничтожения правительства нужно только одно, – нужно, чтобы люди поняли, что, то чувство патриотизма, которое одно поддерживает это орудие насилия, есть чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное – безнравственное. Грубое чувство потому, что оно свойственно только людям, стоящим на самой низкой ступени нравственности, ожидающим от других народов тех самых насилий, которые они сами готовы нанести им. Вредное это чувство потому, что оно нарушает выгодные и радостные мирные отношения с другими народами и, главное, производит ту организацию правительств, при которой власть может получить и всегда получает самый худший.

Стоит людям понять это, и само собой, без борьбы распадается ужасное сцепление людей, называемое правительством, и вместе с ним – то ужасное бесполезное зло, причиняемое им народами.

Мы хотим только не делать другим того, чего не хотели бы, чтобы нам делали.

Война есть непременное следствие существования вооруженных людей. Страна, содержащая большую постоянную армию, рано или поздно будет воевать. Человек, гордящийся своей силой в кулачном бою, когда-нибудь встретится с человеком, который считает себя лучшим бойцом, – они будут драться.

Но что же будет, если не будет правительств? – говорят обыкновенно.

– Ничего не будет; будет только то, что уничтожится то, что было давно уже не нужно и потому излишне и дурно; уничтожится тот орган, который, став ненужным, сделался вредным.

– Но если не будет правительств, – люди будут насиловать и убивать друг друга, – говорят обыкновенно.

– Почему? Почему уничтожение той организации, которая возникла вследствие насилия и по преданию, передавалась от поколения к поколению для произведения насилия, – почему уничтожение такой потерявшей употребление организации сделает то, что люди будут насиловать и убивать друг друга?

Казалось бы, напротив, уничтожение органа насилия сделает то, что люди перестанут насиловать и убивать друг друга.

Так что, если бы и действительно отсутствие правительств означало анархию в отрицательном, беспорядочном смысле этого слова, чего оно вовсе не означает, то и тогда никакие беспорядки не могли бы быть хуже того положения, до которого правительства уже довели свои народы и к которому они ведут их.

И потому не может не быть полезным для людей освобождение от патриотизма и уничтожение зиждущегося на нем деспотизма правительств.

Л. Н. Толстой

Послесловие редакции: Некоторые либерально настроенные люди воспринимают все сказанное графом Толстым как истину в самой последней инстанции. Что же, возможно это и так, только со знаком минус. Статья, которую вы только что прочитали, говорит нам как об истинном уровне писательского таланта «яснополянского отшельника», так и о той эклектической каше из разных идей, которая царит у него в голове. Ну, разве здравомыслящий человек может поставить в один ряд идеи освобождения рабочих, равноправности женщин и прекращения питания мясом.

Если первый его тезис почти бесспорен, ибо без него невозможен наш дальнейший технический прогресс, поскольку свободный человек работает для своего благосостояния с большим тщанием, чем раб под палкой надсмотрщика, то две остальные цели вызывают глубочайшие сомнения. Если Господь в своей неизмеримой благости создал женщину отличной от мужчины, наделив ее даром давать жизнь последующим поколениям, то каким образом граф Толстой собирается устанавливать свою равноправность? Да, этот дар отягощен теми муками, которая женщина испытывает при родах, но он жеблагословлен всепрощающей и нежной любовью матери к своим чадам.

Идея же прекращения питания мясом есть в корне порочная, как и порочно всякое сектантство. Если Господь предназначил человека к питанию как животной, так и растительною пищей, то почему некоторые господа считают себя умнее Творца. Всякого рода умничание приводит к исключительно печальным результатам, ибо, как установила современная наука, полный отказ от питания мясом ведет к последующему слабоумию, а через несколько поколений и к возрождению забытого инстинкта каннибализма.