Книга Мистер Селфридж - Линди Вудхед

Тем временем коронованный пожилой донжуан Эдуард VII умер в мае 1910 года, и народ глубоко скорбел по нему. Тысячи людей поднялись засветло и заполонили все тротуары на маршруте похоронной процессии, на-деясь хоть мельком увидеть гроб короля. Кортеж двигался по запутанным улицам Лондона, любимый пес короля по кличке Цезарь преданно шествовал за гробом, многие в толпе рыдали. Настроение у публики было не подходящее для покупок, и бизнес замер почти во всех лавках и магазинах, кроме крупных модных домов, в которых, по иронии судьбы, кипела работа: они шили наряды для королевских скачек в Аскоте. Перефразируя известное высказывание Генри Форда, в тот день платье могло быть любого цвета, если этот цвет – черный. Некоторые тогда считали, что скачки в Аскоте следовало отменить, но они состоялись и вошли в историю как «Черный Аскот».

За несколько недель до этого «Селфриджес» отчитались о деятельности магазина на протяжении весьма нестабильного года. Эффект Блерио к тому времени исчерпался. Селфридж выделил двадцать восемь с половиной тысяч фунтов из личных запасов, чтобы выплатить шестипроцентные дивиденды владельцам привилегированных акций. Цифры в отчете не порадовали инвесторов, хотя с самого начала было очевидно, что огромные вливания в универмаг не смогут быстро окупиться. Многие магазины на Оксфорд-стрит, даже замшелый «Маршалл и Снелгров», признали, что их дело пошло в гору с тех пор, как открылся магазин Селфриджа. Однако сам Селфридж получил только критику деловых изданий.

К счастью для Селфриджа, его новый лучший друг сэр Эдвард Холден, президент банка «Мидленд», не обращал внимания на прессу. Сэр Эдвард стал генеральным директором «Мидленда» в 1891 году и развернул такую буйную кампанию по расширению, что к 1918 году, когда его дружба с Селфриджем была в самом расцвете, он управлял самым крупным банком в мире. Веря в важность международного присутствия, сэр Эдвард часто путешествовал в Америку. Он восхищался этой страной настолько, что в 1900-е даже подумывал открыть офисы в Нью-Йорке и Чикаго. Хотя эта идея так и не воплотилась в жизнь, в 1905 году он единственный из всех британских банкиров дальновидно открыл отдел по обмену валюты. Сэр Эдвард разделял веру Селфриджа в растущий туристический рынок и охотно поддерживал амбициозные задумки Гарри.

Сэра Эдварда впечатляли не только депозиты, которые универмаг вносил в его банк наличными – хотя приятно было смотреть, как в удачные дни бухгалтеры снуют между магазином и расположенным напротив отделением «Мидленда». По-настоящему сэра Эдварда трогали непоколебимая вера и фанатичный энтузиазм, с которыми Селфридж подходил к новой эпохе со всем ее потенциалом.

Как всегда, аргументы Гарри звучали убедительно. Он мастерски управлялся со статистикой, используя ее беспрецедентными для тех времен способами. Он получал огромное количество сведений от своих подчиненных, многие из которых, вооружившись блокнотами и карандашами, ежедневно отправлялись «в поле» и записывали все – от количества людей, выходящих на остановке из автобуса, до количества людей, заходящих в магазины конкурентов. Почти каждый день Селфридж обсуждал с сэром Эдвардом свои планы, надежды и мечты. Для их воплощения нужны были деньги, а у сэра Эдварда Холдена и его банка «Мидленд» их хватало с избытком. Сотрудники магазина постепенно привыкали к переменчивому характеру Вождя, который без колебаний принимал неожиданные решения и полностью менял концепции отделов.

В 1910 году, сразу по возвращении из Парижа, где он увидел косметику и парфюмерию, разложенную прямо на прилавках, Селфридж решил расширить косметический отдел, до этого служивший лишь придатком аптеки. Косметическая индустрия уже начала развиваться и выходить за пределы сцены и темных улиц. Независимые молодые женщины пробовали краситься, но взгляды на косметику оставались старомодными, и проблема была не столько в том, что макияж был слишком вызывающим, сколько, наоборот, в его абсолютной незаметности. Качество косметики улучшалось – Ричард Хаднат, Элена Рубинштейн и «Буржуа» начали производить более легкие пудры и румяна естественных оттенков. В «Лондонском модном журнале» писали, что «умеренно нанесенные румяна – это часть образа любой современной женщины, но, бывает, дамы злоупотребляют пудрой. Ярко-красные губы в сочетании со слишком бледным лицом создают шокирующий эффект контраста, который старит женщину. И все же… почти все используют алую помаду».

Несмотря на то что новую тенденцию было уже не остановить, Селфридж продавал очень мало красной помады и никогда не делал это в открытую. Изначально он организовал самостоятельный косметический отдел, чтобы увеличить продажи парфюмерии. Селфридж, который обожал различные ароматы, знал большинство марок на рынке парфюмерии, и женщин, несомненно, привлекало, что он с удовольствием говорил о подобных вещах. Он сразу чуял, если женщина надушилась «Убиганом». Он обожал «Герлен». Твердо веря, что парфюмерия обостряет ощущения, он хотел поделиться этим переживанием с посетителями магазина. Он велел разбрызгивать духи в вестибюле универмага, и этот изящ-ный ход не только создал прекрасную атмосферу, но и позволил скрыть менее приятные запахи: в то время многие пренебрегали личной гигиеной, а доносящаяся с улицы вонь лошадиного навоза и выхлопных газов едва не сбивала с ног.

Селфридж не был первым, кто придумал использовать ароматизаторы в общественных местах. В 1870 году в знаменитом театре Гейети, где импресарио Джон Холлингсворт руководил хором шикарных «девушек Гейети», парфюмер Юджин Риммель, известный как Парфюмер с улицы Стрэнд, надушил страницы программок. Еще более соблазнительным штрихом стала ароматная вода в фонтане в фойе, где он установил специальные разбрызгиватели. Вечер в «Гейети» кружил голову во многих смыслах.

В «Селфриджес» рядом с румянами появились коробочки с пудрой, рядом с наборами для маникюра – лебяжьи пуховки, но основной акцент Селфридж делал именно на духах. Концентрированная парфюмированная вода по-прежнему стоила очень дорого. Хрустальный пузырек, наполненный изысканным ароматом, мог стоить три фунта или даже больше – невероятная сумма для тех, кто зарабатывал по десять шиллингов в неделю. Но благодаря химику Георгу Дарзану, открывшему глицидный метод синтеза альдегидов, теперь можно было воспроизводить восхитительные ароматы по приемлемой цене. А это означало, что теперь «Селфриджес» могли продавать «Лилию долин» за одну шестую от старой цены. Покупатели, конечно, ничего не знали о синтетических составах – им просто нравились ароматы.

Интерес к дамским делам приводил к тому, что сам Селфридж очаровывал совершенно разных женщин. Он не пропускал ни одной премьеры и всегда присылал цветы своим любимым актрисам. Ему не составляло труда выбрать подарок для фавориток – у него для этого был целый магазин. Он прослыл щедрым человеком, всегда готовым помочь своим женщинам в финансовых затруднениях. И в конце 1910 года, судя по всему, в час нужды к Селфриджу обратилась огненноволосая писательница Элинор Глин.

Гарри познакомился с Элинор не через ее сестру Люсиль, но через их общего друга и ее соседа в Эссексе, Ральфа Блуменфельда, редактора «Дейли экспресс», который не только был поклонником ее произведений, но и хорошо платил за право их публиковать. Элинор была несчастлива в браке и завела интрижку с лордом Керзоном, который овдовел в 1906 году, когда скоропостижно скончалась его жена Мэри Лейтер. Этот роман не сулил ничего хорошего. У Керзона были смелые политические амбиции, трое маленьких детей и манера жить на широкую ногу. Глин была замужем во времена, когда развод считался чем-то немыслимым, и, хуже того, она зарабатывала себе на жизнь, сочиняя фривольные романы. Когда Керзон положил конец этим отношениям в конце осени 1910 года, Элинор горевала. Кроме того, она была разорена и задолжала Керзону крупную сумму, которую тот ожидал получить без проволочек.