Книга Я, ты, он, она и другие извращенцы - Джесси Беринг

У мужчин-парафилов возникает эрекция так же, как и у не-парафилов. Просто их влекут необычные эротические объекты. Многие сексологи (и многие парафилы) убеждены, что это связано с неким событием или событиями раннего детства. То есть это половой импринтинг, как и у самцов крыс, сосавших пахнущие лимоном соски. У мужчин “отпечаток” проявляется очень рано, обычно между четвертым и девятым годами жизни, и правильнее думать об этой пятилетке (плюс-минус несколько лет в обе стороны) как о сенситивном, нежели о критическом, периоде. В подростковом возрасте этот эротизированный отпечаток пробуждается благодаря приливу гормонов (тестостерона), превращающих мужскую репродуктивную систему в работающую без выходных фабрику спермы (см. главу 3).

Со времен Штекеля большинство теорий, объясняющих причины парафилий, основывались на неофрейдистской психодинамике (где упор делается на бесконечную битву между сознательной и бессознательной сферами психики)[52]. Но, вне зависимости от того, что вы думаете о Фрейде и его идеях, нет недостатка в исследованиях, подтверждающих справедливость теории полового импринтинга в отношении мужчин-парафилов. Вспомните, например, акротомофилов – любителей недостающих конечностей. Случилось так, что участник одного из обстоятельнейших исследований механизма возникновения девиантных желаний стал фетишистом-акротомофилом. Кажется, невозможно документировать все детали ранней биографии мужчины, чтобы определить роль каждого события в развитии пожизненного влечения к чему-либо (к тем же отсутствующим конечностям) – однако ученые фактически сделали это.

В 1963 году группа детских психологов (это были не фрейдисты) из Городского университета Нью-Йорка приступила к долгосрочному наблюдению за 131 ребенком (с момента рождения до шести лет). Целью исследования (его спонсором выступил Национальный институт здравоохранения) было изучение отношений матери и ребенка и их влияние на эмоциональное развитие и социализацию последнего. Ученые снимали на пленку взаимодействие матерей с детьми (например, при кормлении, или во время игры) и анализировали записи и сопоставляли уровень социализации ребенка с привязанностью к матери. И такая связь обнаружилась: у детей, прочно связанных с матерями (и отцами, как выяснилось), дела шли гораздо лучше и в школе, и за ее стенами.

В 1994 году другой команде ученых (на этот раз среди них были неофрейдисты) удалось разыскать большинство из тех, кто в 60-х годах участвовал в исследовании. Теперь им было чуть за тридцать. Психоаналитики Генри Мэсси и Натан Шайнберг провели с каждым очень подробное интервью и расспросили буквально обо всем, что произошло с ними со времени первого исследования. Результаты оказались поразительными. Те дети из видеозаписей 60-х годов, у кого были наиболее прочные отношения с матерями, превратились во взрослых людей с наиболее здоровыми социальными связями, включая отношения с супругами (у вступивших в брак). Но нас интересует другое: события раннего детства, которые могли повлиять на сексуальность. Большинство респондентов в этом плане оказались достаточно скучны, по крайней мере они не спешили делиться деталями. Единственным исключением оказался видный мужчина, женатый, занимающий управляющую должность в рекламной компании, который в ходе интервью слегка неохотно поделился с интервьюером: “Единственная странная черта моей половой жизни – меня возбуждают фантазии о сексе с женщиной без ноги”. Ему не удалось найти жену-ампутантку, но он нашел жену в полной комплектации, готовую симулировать отсутствие ноги (не знаю как) во время секса.

Вначале мужчина и не подозревал, как и почему эта пикантная деталь поглотила его внимание. Он вспоминал, что уже в возрасте пяти-шести лет испытывал возбуждение при мысли о женщине без ноги. Он даже невинно поделился этим наблюдением со своим приятелем примерно в том же возрасте. Он продолжал размышлять об этом в ходе интервью, и к нему пришло озарение. Мэсси и Шайнберг решили, что событие, о котором он вспомнил, и стало первопричиной его акротомофилии.

Эту ситуацию можно считать уникальной. Воспоминания этого человека удалось проверить благодаря подробным записям, собранным за много лет до описываемых событий. Парафилия уходила корнями в возраст, о котором он сам говорил: пять лет и три месяца. В 1968 году семейная пара из соседнего дома на время ремонта переехала в дом его семьи. Когда он обсуждал это вроде бы тривиальное событие, он внезапно вспомнил, что у привлекательной соседки нога была в гипсе, и это поразило мальчишеское воображение. Однажды муж с женой сидели за кухонным столом, а он играл под ним. Он видел, что поврежденная нога женщины лежала на коленях мужа, и он ласково гладил ее, как больную собаку. Он услышал, как кто-то спросил: “Когда это уберут?”, и не понял, что речь идет о гипсе, а не о ноге. Он находился в том возрасте, когда мальчики боятся, что отцы кастрируют их из ревности (не забывайте – работали неофрейдисты), и это опасение преобразовалось в парафилию, а женщины-ампутантки превратились в героинь, пожертвовавших конечностями, чтобы спасти его пенис. Запах гипса и образ культи впечатались в мозг, подобно прустовскому следу в памяти, оживленному подростками-андрогинами[53].

Вероятно, фрейдистам объяснить акротомофилию проще потому, что речь идет о недостающей части тела, а таких историй предостаточно. Но я бы хотел рассказать еще одну историю. Кроме того, что она иллюстрирует половой импринтинг у мужчин, это одно из наиболее ярких проявлений комплекса кастрации. Психиатры Томас Уайз и Рам Калианам описали случай А., бухгалтера сорока девяти лет. Мальчиком он обнаружил в идеально организованной библиотеке своего отца-врача медицинские фотографии обнаженных ампутанток, и эти снимки вызвали у него половое возбуждение. После колледжа А. служил в армейских частях, расквартированных за границей, и нередко прибегал к услугам проституток-ампутанток. В возрасте двадцати восьми лет он вернулся в Америку и несколько лет спустя женился на женщине, в подростковом возрасте потерявшей ногу из-за остеогенной саркомы. Она, однако, стеснялась своего недостатка и одергивала А., когда он пытался ласкать или целовать то, что осталось от ее ноги. Они были женаты много лет, но никогда толком не обсуждали пристрастия А. В один прекрасный день жена обнаружила коллекцию порнографии с ампутантками, собранную мужем, что привело к ужасному скандалу.

Теперь у А. не было возможности дать выход акротомофилическим желаниям (мужчина вовсе не собирался изменять жене, но больше не мог заниматься самоудовлетворением, глядя на любимые картинки), и он оказался лишен “буфера”, который все эти годы смягчал подсознательный страх кастрации. Психиатры считают, что в результате А. регрессировал до уровня Эдипа, восприняв роль ревнивого отца и одновременно начав фантазировать об отрезании пениса.