Книга Записки фельдшера - Олег Врайтов

— Что — в смысле? — Артур понизил голос. — Я конкретно спрашиваю, чего ты конкретно хочешь — чтобы я просто этому выродку табло сломал или чтобы он еще и извинился перед этим?

От неожиданности предложения я закашлялся. Парень терпеливо ждал, не отводя от меня глаз.

— А ты… можешь?

— Если бы не мог — не предлагал бы.

— Я… даже…

Его рука легла мне на плечо.

— Прежде чем отвечать, Саш, послушай меня, ладно? Я тебя внимательно слушал, послушай и ты меня. Не спеши с ответом — послушай. Я почему тебе это говорю? Потому что человек ты хороший, это сразу видно. Уж не обижайся на мои слова, я правду говорю. У тебя на лице просто написано: «Я порядочный, хороший, безобидный». А в нашей жизни жрут именно таких. Потому что другие способны сами сожрать в ответ. И тот удод, что вчера в твой адрес словами сорил, он это тоже почувствовал — потому и быковал на полную катушку. Если бы на твоем месте был бы я, пусть даже в одиночку, он бы так себя не вел, я тебе отвечаю.

— Так что же мне, перестать быть хорошим? — спросил я.

— Нет, зачем? Я этого не говорю. Да и не сможешь ты. Не сможет цветок ландыша в репейник превратиться. Не в этом дело. Ты хороший врач, ты искренне любишь людей, ты знаешь свое дело — просто, Саша, ты не в состоянии заставить других это понять и оценить.

— Почему?

— Да все просто, — фыркнул Артур. — Я закурю еще, ты не против?

Я качнул головой.

— Вся проблема в том, что любой камень, который считается драгоценным, должен быть дорогим и малодоступным. А то и вообще недоступным. Это закон жизни. Уж прости за пример. Даже если ты алмаз — тебе, чтобы тебя дорого оценили, нужна огранка и хорошая, прочная и внушительная оправа, способная защитить тебя, сдержать любой удар. Тогда тебя будут уважать, хорошо относиться и бояться. А если алмазы раскидать по дороге, их все будут топтать ногами, пинать, разбрасывать — и считать, что все нормально. Так и с тобой получилось. Я не сомневаюсь, что ты хорошо соображаешь в своем деле, да вот только заставить других это оценить не можешь. Ты работаешь бесплатно. Это значит, что спрос в случае чего будет не с твоих больных, а только с тебя, правильно?

— Правильно…

— И я ж про то. Ты не думай, что я попусту воздух трясу — у меня дед врачом был, царство небесное. В деревне жил, но уважаемым человеком был, ого-го. С ним все — все, Саша, — за руку здоровались, в магазине очередь уступали, подвозили в город без вопросов, если надо было. Просто по одной причине — понимали, что если какая беда случится, кроме дяди Сурена, никто не поможет. А здесь все не так. И как мой дед делал, уже не получится.

— А как получится? — глухо спросил я.

— Получится так, как ты захочешь, — пристально глядя на меня, сказал Артур. — Вижу, колеблешься ты. Даже сейчас — колеблешься. Тебе больно сделали, разрешения не спросили, за добро твое говном измазали — а ты уже готов простить. Не вопрос, можно простить. Но ты учти, Саша, одну вещь — в следующий раз, когда ты или кто из твоих близких приедет к этому козлу, он уже, поняв, что беспредельные варианты прокатывают безболезненно, распустит руки. Я тебе отвечаю за базар — распустит. Такое прощать нельзя. За свои слова надо отвечать, кто бы ты ни был. Ты меня понимаешь?

Я только кивнул, горло внезапно перехватило спазмом.

— Поэтому я тебя еще раз спрашиваю — чего ты хочешь от меня?

— Пусть поймет, что был неправ, — хрипло ответил я. — И хорошо поймет.

— Не сомневайся, дорогой, — заводя машину, хмыкнул Артур. — Объяснять я умею. Давай сейчас я тебя домой отвезу, а чуть позже, как поспишь да отойдешь, позвоню. Ты где живешь?

Пока мы ехали к моему дому, я молчал, бездумно рассматривая проносящиеся мимо машины, дома, столбы, деревья, прохожих и прочие декорации моей жизни, еще вчера казавшейся если не простой, то хотя бы понимаемой. Одно событие просто взяло, скомкало мой маленький мирок, перевернуло его с ног на голову, взбаламутило то, что давно осело во мне на дно. И я не знаю, что будет дальше. Впервые, может быть, за много лет.

Я — фельдшер «Скорой помощи». Я пришел, чтобы спасать людей. И искренне собирался это делать, не задаваясь вопросом — а кто будет спасать меня от людей? Такой мысли даже не всплывало в голове. Медицинская психология, курс которой был бегло нам прочитан в училище, обещала нам, что больные будут неадекватны, так как восприятие объективной реальности, да и вообще, любых внешних раздражений, у них будет искажено вследствие внутренних страданий. Все так, наука нам не лгала — она просто недоговаривала, что неадекватность это не просто будет иметь место быть, она будет прогрессировать, эволюционировать и вырождаться. И люди не просто будут злиться, испытывая страдания, а уже будут искать виновного в них. Крайнего. Козла отпущения в белом халате, который удачно подвернулся под руку. Его можно безнаказанно обругать, оскорбить, унизить — все спишется на страдание и особенности характера. Очень удобно. Людям всегда нравилось пинать беззащитных, прав Артур.

И вот результат — я сижу в бандитской машине, собираясь совершить акт возмездия, не просто словами, а действиями, которые для того здоровяка будут, надо думать, очень болезненными. Я что, к этому стремился? Разве этого хотел, получая медицинский диплом? Неужели нет другого пути в нашем мире, чтобы заставить ценить труд медика?

Нет, наверное. С волком можно разговаривать только на волчьем языке. Человеческого он не поймет. А люди все больше становятся похожими на волков. Вопрос в том, хотим ли мы, медики, оставаться в роли овец?

Я — не хочу!

Машина остановилась возле моего дома и даже возле моего подъезда.

— Не прощаемся, — произнес Артур. — Жди звонка.

— Артур?

— А?

— Скажи… — я помолчал, формулируя фразу. — Скажи, почему ты мне помогаешь?

— То есть — почему? Я же тебе обещал.

— Ты меня прекрасно понял. Ты — сильный, я — слабый. У сильных есть масса возможностей не держать свое обещание перед слабыми. И все же ты приехал, выслушал, пообещал помочь — почему?

Теперь помолчал Артур, глядя в окно.

— Знаешь, Саша, ты не совсем прав. Сила — это понятие относительное, сегодня она есть, а завтра ее не будет. У меня друг есть… был, точнее, в поликлинике врачом работает. Получает, по нашим меркам, гроши. Как-то я, было дело, за рюмкой коньяка, вздумал над ним посмеяться — по-дружески, конечно, но посмеяться. Мол, дурак ты, Ленька, выбрал нищенскую профессию, живешь впроголодь и всякую шелупонь облизывать должен. О чем ты думал, мол, вообще, когда работу себе выбирал? Он посмотрел на меня без всякого юмора и сказал: «Сейчас ты на коне, Артур, слов нет. Все у тебя есть — бабки, связи, машина хорошая, дом большой, жена-красавица. Много таких, как ты, которые считают, что от смерти откупиться можно. А потом их долбает инсульт, они лежат в своем доме по уши в собственном дерьме, даже глазами нормально пошевелить не могут, машина ржавеет в гараже, связи теряются, деньги кончаются, а жена-красавица, устав горшки таскать, уходит к другому или становится страшной сукой. И вот тогда прихожу я, простой врач, без джипа под задницей и толстого бумажника — но каждый твой вдох теперь зависит от меня. А тогда мы и посмотрим, кто из нас дурак». Обиделся он сильно, мы с ним два года как не общаемся. Но слова его я очень хорошо запомнил. Ты — хороший врач. А я со своим плечом врачей повидал, пришлось, есть, как говорится, с чем сравнить. Тебя надо беречь. Как тот алмаз. Усекаешь?