Книга За все грехи - Ирэне Као

Он ставит горшок с Черной Бакара на мраморный подоконник, потом занимается Мединиллой, которой, судя по всему, требуется водяной душ. Томмазо берет распылитель и несколько раз брызгает на листья и цветы, которые покрываются мелкими каплями.

В это время в дверях за его спиной появляется Линда. Еще никто не входил в тайное королевство Томмазо, когда он занимается цветами. И сама мысль о том, что она здесь, немного возбуждает ее. Она наблюдает за ним, убеждаясь, как он прекрасен: мускулистые руки, идеальный торс, словно у скульптуры.

При взгляде на него в голову лезут неприличные мысли… Линда покашливает, чтобы привлечь его внимание. Томмазо поворачивается. В его взгляде живой интерес.

– Мне уже пора, хотела с тобой попрощаться. – говорит Линда.

Когда она работала внизу, ей казалось, что она ощущает присутствие Томмазо. Это странное чувство привело Линду сюда – как будто он ее позвал.

– Как твоя рука? – Томмазо указывает на нее подбородком.

Линда приподнимает руку.

– Лучше, – отвечает она. – Кстати, я хотела тебя поблагодарить.

Линда опускает глаза, потом поднимает их смотрит с признательностью на Томмазо.

– Если бы не ты…

Томмазо чуть замено улыбается. Ему безумно нравятся ее спонтанные и непосредственные движения. Такой естественной грации он не видел ни у одной женщины.

Линда смотрит на Мединиллу, покрытую блестящими капельками. Ее притягивают эти большие овальные листья с белыми прожилками, свисающие цветы антично-розового цвета, лепестки, будто сделанные из сахара.

– Нравится? – спрашивает Томмазо.

– Очень, – Линда улыбается, и на ее правой щеке появляется ямочка.

– Это тропическое растение с острова Ява, – объясняет Томмазо.

– Настоящий шедевр, – завороженно произносит Линда.

Ее глаза горят необычным зеленым светом.

– В естественной среде она иногда достигает двух с половиной метров в высоту, – продолжает он. – Но с ними нелегко: чтобы увидеть, как они цветут, нужно запастись терпением и строго соблюдать правила ухода.

Терпения и умения следовать правилам Томмазо не занимать, думает Линда и внезапно спрашивает:

– И как тебе удается всегда сохранять спокойствие?

– Это несложно. Достаточно знать себя и уметь контролировать свои эмоции. – Томмазо говорит это так, будто это философия всей его жизни. – В конце концов, это ведь всего лишь вопрос мышления. – Он слегка постукивает себя пальцем по виску.

– Возможно… – Линда сдвигает брови. – Но вот у меня так не получается. – Она тяжело вздыхает, будто мысль об этом ее недостатке вызывает у нее раздражение. – Я имею в виду, как тебе удается контролировать эмоции? Это же как гроза, как землетрясение: они возникают неожиданно, и остановить их невозможно.

Томмазо наслаждается, глядя на такой порыв эмоций, его умиляет полное отсутствие у нее сдержанности.

Она жестикулирует – страстная натура Линды вырывается наружу. Томмазо наслаждается, глядя на такой порыв эмоций, его умиляет полное отсутствие у нее сдержанности.

– Но можно научиться распознавать сигналы и усмирять себя или хотя бы спрятаться в укрытии, пока не поздно.

Вот они дошли и до самой сути: преобладание разума над сердцем.

Линда поражена, и хоть она и не разделяет его взглядов, его манера говорить ее завораживает.

Ей кажется, что Томмазо гордится своей невозмутимостью, будто контроль над эмоциями делает его совершеннее других.

– Страсть можно обуздать, если действительно этого хочешь, – продолжает он. – Эмоции сами по себе не существуют, это всего лишь плод нашего воображения.

Однако, глядя на Линду, он почему-то уже не так уверен в своих словах.

– А ты всегда был таким? – спрашивает она с легкой иронией в голосе.

Томмазо кивает – они чувствуют потоки энергии, исходящие друг от друга.

– Я всегда придерживался железной дисциплины для достижения своих целей, а еще не хотел стать таким, какой была моя мать.

Его лицо становится мрачным. Он прислоняется к подоконнику центрального окна. Линда делает шаг к нему.

– Почему? Какой была твоя мать?

– Это была необыкновенная женщина. Но стала заложницей собственной слабости и всю свою жизнь страдала по вине других. – Томмазо смотрит вверх, что-то вспоминая. – Она была слишком эмоциональной. Ее настроение постоянно менялось.

– В общем, как у меня.

– Да, но у нее не было твоей жизненной силы, – улыбается Томмазо, пристально глядя на Линду.

Она нравится ему все больше, и он ничего не может с собой поделать. Линда не похожа на других женщин, которых он знает: свободная, не признающая правил и не знающая границ. Иногда кажется слишком экспрессивной, но ее искренность и прямота подкупают.

– То есть я, по-твоему, человек-катастрофа?

Линда подходит еще ближе, между ними несколько сантиметров. Томмазо на мгновение отводит взгляд и смотрит на дверь. Сердце у него бьется все чаще, внезапно он хватает Линду за запястья и с силой притягивает к себе.

– И еще какая, самая разрушительная из катастроф, – шепчет он.

В его голове просыпаются «правильные» мысли, но невозможно остановить этот поток страсти. К черту теорию управления эмоциями. Рядом с ней все это кажется песчаным замком, который вот-вот разрушит цунами.

К черту теорию управления эмоциями. Рядом с ней все это кажется песчаным замком, который вот-вот разрушит цунами.

Линда чувствует, как по всей спине до самой макушки бегут мурашки. Она прижимается к его горячему телу, внутри бурлит водоворот.

– Линда Оттавиани… ты ведь знаешь, что нам нельзя? – Томмазо качает головой и немного отступает. Он смотрит неуверенно: что это за игра? И главное – кто он в этой игре? Невозможно заставить сердце биться в нормальном ритме: между ними возникло сильное сексуальное притяжение. Он не может с этим бороться.

– Томмазо Белли, человек, соблюдающий правила… – Линда возбужденно смеется.

Ей абсолютно не страшно. В одно мгновение сомнения кажутся лишними. Они оба хотят одного и того же, их чувства обострены до предела. Линда целует его в губы, с силой проникает языком в рот. Всего несколько секунд – и Томмазо погиб, он задыхается, кровь стучит в голове, ноги слабеют. Ее поцелуй пробуждает у него желание, которое невозможно сдерживать.

Они неистово прижимаются друг к другу. Томмазо поднимает подол ее платья и скользит по ее обнаженным сильным ногам все выше и выше, наконец средний палец прижимается к влажному шелку ее трусиков.

Линда раздвигает бедра, продолжая страстно целовать его, отступает назад, пока не упирается икрами в оградку клумбы. Чуть приподняв ногу, она трется между ног Томмазо о его мягкие льняные брюки, пока не нащупывает нечто твердое.