Книга Русь меж двух огней – против Батыя и "псов-рыцарей" - Михаил Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Рязанский князь срочно собирает совет — скорее всего это произошло сразу, как только к нему явились «послы безделны» и предъявили свои наглые требования. «Повесть о разорении Рязани Батыем» приводит список присутствующих на этом совещании лиц, явно не соответствующий действительности: например, Давыд Ингваревич Муромский скончался в 1228 г., а существование Глеба Коломенского вообще больше не подтверждается никакими источниками. Но, с другой стороны, не упомянут человек, который в последующих событиях сыграл одну из ключевых ролей, — князь Роман Ингваревич Коломенский, которого называет Тверская летопись, а потому можно предположить, что автор «Повести» просто напутал и вместо князя Романа вписал Глеба. А в реальности состав участников этого судьбоносного совета выглядел так — Юрий Ингваревич Рязанский, Юрий Давыдович Муромский, Роман Ингваревич Коломенский, Олег Ингваревич Красный, Всеволод Михайлович Пронский, а также брат рязанского князя Ингварь Ингваревич и его наследник князь Федор Юрьевич. Вопрос на повестке дня был один — что делать? Как противостоять той угрозе, которая внезапно появилась на границе, и как предотвратить вторжение. И здесь мнения резко разделились, поскольку большинство князей выступило за вооруженную борьбу с монголами, а вот Юрий Муромский рассудил иначе: «И ныне не стыдно нам помириться и дань, сколько упросит, можем им дать, не отречемся, а потом, как они куда отойдут, узрим, что нам далее делать. И так не разоримся вконец, как болгары, обезы, хвалисы, половцы и прочие, не рассудив о силе, воспротивились и погибли» (В. Татищев). Правда, Василий Никитич относит эти слова князя к тому моменту, когда рязанские полки приготовились атаковать монгольские тумены, но это явно не так. Потому что, во-первых говорить это надо было не на поле боя, а в княжеской думе, а во-вторых, отвечает князю Юрию Давыдовичу Ингварь Ингваревич, который явно на поле боя присутствовать не мог, поскольку в это время находился в Чернигове. Но для нас важнее другое — единой позиции по монголам не было.
И все же возобладало мнение большинства — было решено сражаться с Батыем, но, понимая все неравенство сил, послать за помощью в Чернигов и Владимир-Суздальский. В Чернигов должен был ехать Ингварь Ингваревич, а к князю Георгию — Роман Коломенский, поскольку именно он являлся его соседом. Одновременно, пока идут переговоры с Михаилом Черниговским и великим князем, собирать войска со всей Рязанской земли — и княжеские дружины, и ополчение. Рать стягивать к Рязани, а там дожидаться суздальских и черниговских полков, чтобы совместными усилиями остановить ворогов. Вариантов дальнейших действий рязанских князей было несколько — либо отправлять гражданское население на север княжества, Коломну и Ростиславль, либо оставлять в столице княжества мощный гарнизон, а самим отступить с остальными полками в ту же Коломну, где соединиться с дружиной князя Романа и суздальской ратью. Коломна — идеальное место для сбора объединенных войск Северо-Восточной Руси и черниговских дружин, поскольку она находится на стыке всех трех княжеств, но помимо этого она имела и важнейшее стратегическое значение, являясь ключом в земли Владимиро-Суздальского княжества. «Прямых путей от старой Рязани, от Оки к Клязьме, во Владимир-Залесский через леса Мещерской стороны не существовало. От старой Рязани попадали во Владимир или через Коломну, или через Муром» (А. Н. Насонов). Но на Муром во время нашествия 1237–1238 гг. монголы не пошли, все их усилия были сосредоточены на центральном направлении Рязань — Коломна, которой предстояло стать местом решающих столкновений. Объединенных сил князя Георгия и его родственников, а также рязанских и муромских князей вполне могло хватить для того, чтобы остановить нашествие, но для этого требовалось только одно — время. И чтобы его выиграть, было принято другое решение, которое имело далекоидущие и в целом роковые последствия.
* * *
Было решено, что в ставку Батыя поедет князь Федор Юрьевич, любимый сын и наследник Юрия Ингваревича, и постарается путем переговоров потянуть время, а заодно все подробно разузнать о неведомом противнике. Риск был страшный, но князь Юрий, очевидно, исходил из того, что, увидев столь представительный состав посольства, монгольский хан уверится в искреннем намерении рязанских властителей решить дело миром, вступит с переговорщиками в прения, и в итоге время удастся выиграть. Только вот не ведал рязанский князь, что Батый все давно уже решил и что, посылая своего сына на реку Воронеж, он совершает самую страшную ошибку в своей жизни.
Toe же зимы поиде Всеволод, сын Юрьев, внук Всеволож, и князь Роман Ингварович сь своими вой из Володимера противу татаром.
Пискаревский летописец
Удивительное дело, насколько оказываются живучи штампы и стереотипы, которые, не имея ничего общего с реальными событиями, продолжают жить в сознании людей. И при этом не просто живут, а обрастают новыми подробностями, кочуют из одной книги в другую и претендуют на истину в последней инстанции. Это я о набившей оскомину теории о том, что именно княжеские междоусобицы явились той причиной, благодаря которой монголы сумели завоевать Северо-Восточную Русь. И тут же был найден виновник подобного безобразия — Великий князь Владимиро-Суздальской земли Георгий Всеволодович, который, по словам Новгородской летописи, «не поиде, ни послуша князии рязаньских мольбы, но сам хотел особь брань створити». Ту же самую фразу практически слово в слово передает и I Софийская летопись, что и неудивительно, ибо родиной этих двух летописных сводов был Великий Новгород. И понеслось! Цитата была объявлена канонической и стала кочевать из одного научного труда в другой на протяжении столетий, поскольку историки приняли ее на веру полностью и безоговорочно, даже не удосужившись проверить — а что же за ней стоит? И вот тут начинается самое интересное.
Наглядным примером того, как эта цитата бездумно переписывалась, является Тверская летопись, где автор довольно четко указал: «Но великий князь Юрий не внял мольбе рязанских князей, сам не пошел и не прислал помощи; хотел он сам по себе биться с татарами». Вроде все ясно и понятно, одолели амбиции владимирского князя, но буквально через абзац летописец опровергает сам себя: «Великий князь Юрий Всеволодович Владимирский послал передовое войско с воеводой Еремеем, и оно соединилось с Романом Ингваревичем». Как мы помним, Роман Ингваревич — это коломенский князь, а Коломна входила в состав Рязанского княжества, и, посылая войско ему на помощь, князь Георгий однозначно помогал рязанцам. Причем войско было явно послано в спешке, о чем говорит тот факт, что сначала подошел передовой полк с воеводой, а затем, из той же летописи, мы видим, что позже в Коломну прибыл и старший сын князя Георгия Всеволод. И прибыл явно не один, а с дружиной и ополчением. Но летописец не удосужился проанализировать ситуацию и хоть чуть-чуть в ней разобраться, а потому дурацкая фраза «сам не пошел и не прислал помощи; хотел он сам по себе биться с татарами» осталась доминирующей. Вот и попробуем разобраться в ситуации, чтобы определить, кто в ней прав, а кто действительно виноват.
* * *
Удивительно, но английский ученый Джон Феннел разобрался в ситуации гораздо лучше многих отечественных историков-классиков, тех же Татищева и Карамзина, отметив предвзятость Новгородской летописи по отношению к суздальским князьям. «В целом версия Новгородской Первой летописи по содержанию, стилю и идеологической направленности резко отличается от описания в Лаврентьевской летописи: многие факты противоречат приводимым в Лаврентьевской летописи; политические оценки, в частности, критика Великого князя владимирского за то, что он не послал военную помощь сражавшейся Рязани, не имеют ничего общего с позицией летописца Юрия». Новгородцам действительно любить владимирских князей было не за что, история взаимоотношений Владимиро-Суздальской Руси и Господина Великого Новгорода — это сплошная череда конфликтов, доходивших до открытых вооруженных противостояний. С предвзятостью новгородских летописцев в дальнейшем будем сталкиваться неоднократно, а пока отметим, что именно с их легкой руки байка о нежелании князя Георгия помогать своим соседям пошла гулять по Руси. Хотя вся прошлая жизнь владимирского князя и его отношения с рязанскими князьями к этому не располагали, наоборот, именно князь Георгий имел все основания для помощи своим южным соседям. Как уже отмечалось выше, Георгий Всеволодович выпустил рязанских князей на свободу — этим поступком суздальский князь приобрел себе союзников, а не врагов, и потому говорить о том, что он испытывал вражду к рязанским коллегам, по меньшей мере не умно. И князья Рязанской земли в свою очередь не имели оснований для недовольства могущественным северным соседом, летописи больше ни словом не обмолвятся о каких-либо раздорах между двумя княжествами. Наоборот, отношения были очень хорошие, а помогая друг другу в военном отношении, князья Северо-Восточной Руси являлись достаточно грозной силой, способной противостоять любой внешней угрозе. Поэтому повода отказать в помощи своим союзникам у князя Георгия не было, наоборот, все факты говорят о том, что эту помощь он рязанцам оказал.
