Книга Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия - Олег Матвейчев

Кто-то скажет, всем равно Россия не похожа на Европу. Но на это можно спросить: а что понимается под Европой и похожа ли она на саму себя? Неужели между Грецией и Англией различий меньше, чем между Грецией и Россией? Или между Польшей и Испанией? Или между Швецией и Италией? Или между Германией и Турцией? Или между Болгарией и Португалией? Все европейские страны специфичны, Россия тоже. С кем-то у нас общая религия, с кем-то родственен язык, с кем-то культурные или экономические связи…

Одним словом, фанатики, настаивающие на огромной специфике России в сравнении с Европой, просто по миру мало ездили.

Невозможно не видеть, что все представленные позиции в их различных вариантах и интерпретациях, так или иначе содержат долю истины. Каждая из позиций достаточно обоснована, и невозможно выделить ту, которая была бы синтезирующей все остальные, или явно господствующей, или более глубокой.

Если посмотреть на российскую историю, то каждая из позиций отражает воззрения различных групп или воззрения того или иного времени. Именно время давало повод для таких размышлений. Ведь их правомерность подтверждалась не только нашими внутри-российскими теориями, но и интеллектуалами всего мира. Если после революции Россия действительно виделась культурным авангардом, то ведь и до сих пор картины Малевича стоят баснословных денег.

Если после победы над Германией, получения ядерного оружия, строительства первой атомной электростанции и атомного ледокола, запуска первого спутника и первого человека в космос во всем мире «быть интеллектуалом» означало «быть „левым“» (то есть ориентироваться на Россию и СССР) – этот факт тоже не отменишь.

Короче говоря, все вышеперечисленные позиции – не плод теоретической интерпретации неуловимой реальности, а отражение действительных процессов и культурно-исторических позиций России в течение времени или в сознании определенных классов.

Вторая особенность всех перечисленных теорий, и эта особенность буквально лезет в глаза, связана с тем, что все позиции так или иначе замкнуты на Европу. Даже позиция, поставленная первой, которая вроде никак динамически не цепляется к Европе, а просто формально-логически отделена от нее и может быть описана без привлечения Европы, на самом деле не обходится без нее. Достаточно прочитать труды как прошлых, так и современных славянофилов и евразийцев, чтобы увидеть: большая часть их размышлений посвящена бичеванию Европы и попыткам размежевать ее с Россией. Даже всем известное разделение на «славянофилов» и «западников», все же было именно таким разделением, а не делением, скажем, на «славянофилов» и «восточников». Европа – это зеркало России, через Европу Россия самоидентифицируется.

Принимая во внимание два этих замечания, можно описать позицию России как страны, «танцующей» вокруг Европы. Подобно тому, как Македония танцевала вокруг Греции. То с ней, то под ней, то в ней, то над ней, то за ней, то перед ней, то против нее.

Если предположить, что Россия – это окраина Европы (Украина Европы), сразу и наш менталитет оказывается «украинским», наше поведение по отношению к Европе копирует (а может быть, она копирует) поведение украинце по отношению к нам.

Один украинский интеллектуал (ничего смешного!) поставил вопрос (копируя вопрос о России, поднятый Соловьевым): «Что думает Бог об Украине?». Подумав, я ответил: «Ничего, потому что мышление Бога очень отличается от мышления господ Кучмы и Ющенко, ведь только в воспаленном воображении этих людей и их последователей существует Украина как отдельная самостоятельная сущность. Бог же прекрасно знает то, что знает любой честный украинский историк: Украина – это выдумка, химера, весь смысл существования Украины состоит в противопоставлении себя России, поэтому без России она невозможна. Следовательно, ключ к судьбе и исторической миссии Украины надо искать в судьбе и миссии России».

Но ведь то же верно и в отношении России и Европы. Большой Европы. Хотя мы часто противопоставляем себя Европе (в узком смысле как католической и протестантской), все равно не можем без нее. Мы брали в Европе христианство и противопоставляли себя Европе как более истинные христиане. Мы брали в Европе Маркса и становились большими марксистами, чем Маркс. Мы взяли в Европе демократию и показали такие чудеса демократизма, что до сих пор очухаться не можем.

В самодостаточном смысле понятия «русской культуры» не существует. Это понятие имеет такой же смысл как «итальянская культура», «французская» и проч. (то есть указание специфического отличия, тогда как само понятие культуры уже с головой выдает принадлежность к Европе!!!).

Что же означает признание общей судьбы для России и для Европы? Это в первую очередь означает наличие единой культурной миссии (а уж затем экономическое, политическое, научно-техническое, военно-космическое и прочие сотрудничества, для которых много предпосылок).

Тогда вопрос: а какова же миссия Европы? Не только русские философы вот уже ни одно столетие ищут противоположную Европе «русскую идею» (правда, не осознавая, что поиск, равно как и слово «идея», уже с головой утягивает их в европейскую философию), но и в обыденном сознании россиянин (не только русский) не воспринимает себя как культуртрегера, как носителя европейской культуры и европейской миссии, как цивилизатора в окружении варваров. Он не культивирует в себе это чувство и соответствующую идеологию. А ведь настоящий европеец обязан, перефразируя Станиславского, «любоваться не собой в Европе, а Европой в себе».

Мы замечаем гипертрофированное чванство у поляков, прибалтов, чехов. Где бы ни находились они: дома, в Париже, а тем более в России, эти люди всегда сосредоточены на несении миссии, на несении гордого звания Европейца.

Их легко понять: маленькие народы желают быть частью чего-то большего. Русские – народ большой, и не испытывает подобных комплексов. Но это не значит, что он не европейский, потому что культуртрегерство отнюдь не единственная миссия европейца.

Да, быть европейцем означает сознательно культивировать в себе культуру причем это может быть и чисто русская культура. (Так, все славянофилы, культурные, образованные, знающие историю и языки, гораздо больше европейцы, нежели плохо говорящий даже по-русски невежественный, невоспитанный и бестактный западник Белинский).

Однако надо отдавать себе отчет: Европа – не только и не столько культура (неокантианская, поверхностная, хотя и распространенная интерпретация ее миссии), сколько воля-к-власти с ее постоянной переоценкой ценностей (эту миссию в Европе видел Ницше), Европа – это абсолютная идея свободы и духа (эту миссию в Европе видел Гегель), Европа – это глобальное, планетарное господство науки и техники (эту миссию в Европе видел Хайдеггер).

Смешно видеть, когда наши ученые всерьез говорят о «самостийности России» и приводят этому научные доказательства. Уже их научное бытие находится в кричащем противоречии с их целями. Наука – не «общечеловеческая ценность», а сугубо европейская. Точнее так: думать, что наука есть общечеловеческая ценность – сугубо европейский подход. Однако эта последняя миссия Европы уже реализовывалась нами! Может быть наскоро, может быть по-ученически рьяно, но весь XX век русские показывали чудеса науки и техники!