Книга Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова

Мила улыбнулась сквозь слезы, ткнула Сережку кулаком в плечо:

– Пошел твой Семен Ильич куда подальше! Старый козел! Я еще себе молодого найду! Вот женю тебя и найду. Не веришь?

– Да верю, верю, – Сергей засмеялся. Потом покосился на кастрюлю на плите. – Вы борщ-то мне оставили или как?

– Или как, – ласково проворчала Мила, вставая. – Садись уж, ладно. Один толк от сегодняшнего дня, что кучу еды наготовила, на три дня хватит.

16

Репетиции «Риголетто» уже полностью перенеслись с малой сцены в концертный зал. К оркестру присоединился хор, балетная группа и все солисты, занятые в эпизодах. Прогоны следовали почти каждый день, приближалась премьера, и Лепехов становился неумолим, когда очередной спектакль готовился к сдаче. Теперь за кулисами с самого начала репетиции присутствовали все без исключения певцы, даже Богданов, только-только вышедший с больничного.

Подтянулась и дисциплина: прогоны начинались точно в назначенное время и ни минутой позже. Глеб больше на репетиции не опаздывал, приходил к сроку и вообще стал несколько серьезней и сдержаннее, перестав смешить Ларису за кулисами, перед самым ее выходом и откалывать разные забавные номера.

С одной стороны, Ларису это радовало, так как она давно чувствовала неудобство перед певцами труппы по поводу Глебовых опозданий. С другой стороны ей немного не хватало прежней его непосредственности, когда он мог запросто, безо всякого стеснения обнять ее на глазах у всех солистов, поцеловать, сказать какую-нибудь веселую глупость, которая из его уст звучала не пошло, а естественно.

Так или иначе, но теперь в театре он вел себя по отношению к Ларисе просто как партнер, и ей приходилось довольствоваться этим. Его отлучки стали чаще, они почти перестали ездить домой с репетиций вместе. Обычно Лариса уезжала одна, а Глеб приезжал позже, к вечеру, и на ночь частенько исчезал. Однако те часы, что он проводил у нее дома, искупали все остальные негативные моменты. Оставшись с Ларисой наедине, Глеб становился ласков и предупредителен. Иногда в его взгляде, обращенном на нее, Лариса читала настоящую нежность, ту, которой не было в первые недели их знакомства. За такие минуты она готова была забыть все: его неожиданные уходы, таинственные ночные исчезновения, а главное, то, что Глеб – преступник, и не просто преступник, а убийца, пусть и невольный.

Она все больше привязывалась к нему, начинала отчаянно скучать, когда Глеб отсутствовал, чувствовала себя на вершине блаженства, если он был рядом, держал ее за руки, бережно прикасался губами к ее волосам. Тогда жизнь казалась Ларисе праздником.

В остальное же время с ней стало твориться нечто странное. С некоторых пор Ларису не покидало ощущение, что за ней пристально и внимательно наблюдают чьи-то невидимые глаза. Ощущение это появлялось в самых различных местах: на улице, в транспорте и даже в театре. Лариса была почти убеждена, что Бугрименко не отступился и его люди незримо преследуют ее, полностью контролируя все ее перемещения. Напрасно, очутившись наедине с самой собой, в спасительных домашних стенах, она пыталась внушить себе, что такого быть не может, что все это просто фантазия, плод не в меру разыгравшихся нервов, что следователь давно забыл о ней и никак не мог подослать шпионить за Ларисой в театр. Стоило ей выйти из дому, ощущение слежки возникало вновь. Лариса отчаянно крутила головой в поисках агентов Бугрименко, но рядом никогда не было никого подозрительного.

Она сходила с ума от страха и каждый день ждала, что вот-вот раздастся телефонный звонок и Бугрименко вызовет ее на очередной допрос. Он не звонил, но от постоянного напряженного ожидания было еще тяжелее.

В свете всех этих событий Лариса даже радовалась, что Глеб не ездит по городу вместе с ней. Она понимала, что в принципе против него нет никаких улик, но все равно боялась. Бугрименко казался ей фигурой почти мистической, обладающей какими-то сверхъестественными знаниями и возможностями.

Самым скверным во всем этом было то, что Лариса ни с кем не могла поделиться наболевшим. Никому, ни Миле, ни родителям, ни Артему, с которым привыкла иногда обсуждать свои проблемы, не решалась Лариса открыть страшную тайну о Глебе.

17

Артем повернул в двери ключ, и тотчас же из прихожей раздался ликующий Стешин визг.

– Ну что, соскучилась? – Артем с улыбкой смотрел, как обезумевшая от радости собака волчком вертится у него под ногами.

Надо сказать, он сегодня действительно припозднился – после общего прогона они с Лепеховым еще часа полтора проходили отдельно почти всю партию Риголетто. Умотался Артем вконец, но зато наступило долгожданное удовлетворение, когда знаешь, что роль получается на все сто процентов. Каждое движение стало в точку, каждый жест оправдан. Они оба, и он, и Михаил, мучились, ночами не спали, продумывая все эти детали, необходимые для того, чтобы образ был полностью завершен. Риголетто – первая главная роль у Артема, обычно композиторы пишут основные партии для басов и теноров. Баритон – голос всегда не такой выгодный, второстепенный, и только Верди нарушил эту традицию. Лепехов хотел доказать, что не напрасно нарушил, что певец-баритон такой же солист, как и другие певцы, обладающие более популярными голосами.

Кажется, доказал. Во всяком случае, лепеховский Риголетто – фигура оригинальная и нестандартная, а это уже плюс всей постановке.

Артем потрепал Стешу по холке и прямиком направился в душ. Собака тихонько царапалась под дверью и подвывала.

Освежившись, Артем покормил ротвейлершу, поужинал на скорую руку и сел смотреть футбол. Начало встречи «Локомотива» с «Реалом» он уже пропустил и теперь хотел досмотреть хотя бы последний тайм.

Вечер летел незаметно, игра оказалась на редкость острой и интересной, Стеша уютно посапывала в ногах у Артема. Он не заметил, как стемнело, как стрелка на часах перескочила за двенадцать.

Матч кончился, Артем расстелил тахту, собираясь лечь и хорошенько выспаться перед завтрашней репетицией. Завтра необходимо закрепить все, что сегодня они нашли с Лепеховым. Завтра…

Артем вдруг отложил подушку, которую держал в руках, вышел в коридор, глянул на висящий на стене календарь. Ну конечно, так и есть! Завтра у Милы день рождения. А он, свинья, совершенно об этом позабыл. Как раз неделя прошла с того вторника, как он обедал у нее в гостях. В нынешний вторник Лепехов отменил выходной и назначил очередную репетицию. Завтра в девять уже нужно быть в театре да еще распеться успеть. Все приличные магазины начинают работу с десяти, и что он купит Миле в подарок?

У него и так на душе кошки скребут после визита к ней. Вел себя, как последняя сволочь, прекрасно видел, что с ней творится, а все равно пришел. И от обеда не отказался. Конечно, вовсе не от голода, скорее от безволия, от неумения вовремя сказать «нет». Вот и получилось, что тогда, когда надо было, Артем это «нет» не сказал, а потом получилось гораздо больнее и грубее.

Мила всю неделю и не смотрит в его сторону, ходит притихшая, непривычно мрачная. Сегодня на остановке стояла, заметила Артема, но ждать не стала, юркнула в подошедший троллейбус.