Книга Мед его поцелуев - Сара Рэмзи

— Ты спала с мужчиной на протяжении последних трех месяцев? — спросил он.

У нее буквально отвисла челюсть.

— Конечно же, нет!

— Хорошо, значит, кукушат в моем гнезде не будет. Тайные дети? Двоебрачие? Радикальные политические взгляды?

— Нет.

— Огромные долги? Алкоголизм?

— Я не беру в долг, а ты сам пьешь куда больше меня.

Он улыбнулся, поднял свой бокал и отсалютовал ей.

— Тогда для меня ты вполне пристойна. Итак, ты подаришь мне эту ночь?

Это был вызов, поданный в виде просьбы. Если она откажется, ситуация так и останется тупиковой. До назначенной свадьбы оставалось всего четыре дня. И он, похоже, искренне желал этой свадьбы дождаться — что оставляло ей лишь два варианта: самой разорвать договор или использовать эту ночь для того, чтобы доказать их полную несовместимость друг с другом.

— И что мы будем делать в эту одну ночь? — спросила она.

— Тебе нужно переодеться. И довериться мне.

Глава пятнадцатая

Эмили попалась на приманку. Он знал, что так и выйдет. Ее жажда свободы была еще сильнее страсти к нему — и стоило дать ей шанс использовать второе, чтобы выиграть первое, как она оказалась перед выбором, от которого просто не могла отказаться.

В то время как Эмили ушла наверх переодеваться, Малкольм остался ждать ее в главном зале. Он устроился на одном из стульев у длинного, на века установленного стола, уже много столетий стоявшего там на возвышении. Главный зал был пуст, но через несколько дней именно здесь будет проведена его свадьба.

Он откинулся на спинку стула и стал разглядывать доспехи и оружие, висящие на стене над ним. Свадебный пир будет следующим шагом по пути, который прошли все его предки. С женщиной вроде Пруденс пришлось бы разыгрывать цивилизованного хлыща. Но с Эмили…

С Эмили все будет совершенно иначе. С ней он не сможет хранить спокойную маску. Каждый раз, когда она смеялась, в нем просыпался тот, кем Малкольм был раньше, до того, как ярмо графского долга опустилось ему на плечи.

Малкольм забросил ноги на стол. Нужно сосредоточиться. Она предназначена ему в жены самой судьбой. И останется его женой, даже когда страсть неминуемо утихнет и на смену ей придет долг.

И пусть даже просить о любви слишком опрометчиво, но неплохо было бы ощутить счастье в день своей свадьбы. Глубокая, всепоглощающая любовь, о которой писали поэты, — этого он не мог ей дать. Ему нужно было спасать свои земли и помнить, что в его жизни самое главное.

Он поморщился, глядя на меч на стене. Он предпочел бы честный поединок на поле боя. Решающий бой, способный положить конец долгой войне, был бы куда проще борьбы с теми силами, которые сейчас меняли его страну. Эта теневая война, которую разыгрывали в парламенте на бумагах, займет всю его жизнь — и он не мог позволить себе отвлекаться от этого.

Но при этом он не мог жить как монах. Время от времени он будет отвлекаться, и Эмили была именно той женщиной, которую он хотел видеть в своей постели. И доказать ей, что она тоже его хочет. Ей нужны были смех и приключения, а не серые, скучные дни старой девы.

Лунный свет и запланированное воровство, которое он чуть раньше обговорил с Фергюсоном, наверняка пощекочет ее желания, которые Эмили так пыталась взять под контроль. Сегодня он покажет ей все, что может ей дать.

И если она это примет, он убедится, что свадьба с ней окажется той битвой, в которой он может победить.

* * *

Уоткинс была в комнате Эмили, вязала, как обычно, ожидая ее возвращения. Но постель была не расстелена, а у ночного столика висело темно-синее платье для верховой езды.

— Будете кататься с его светлостью? — спросила Уоткинс, вскакивая, чтобы принять у Эмили шаль.

— Я не знаю, что собираюсь делать. Он сказал, что знаешь ты, что он обсудил это с тобой перед ужином.

— Да, миледи, — раскраснелась Уоткинс. — Надеюсь, вам не будет слишком жарко в бархате, он попросил самое темное из ваших платьев.

Что было совершенно непристойно. Эмили потеребила камею на шее.

— Нет, Уоткинс. Мне стоит отказаться.

Горничная поджала губы, она никогда не была настолько открыта со своей госпожой, как привыкли с Малкольмом шотландские слуги. Эмили никогда не приходило в голову спросить мнение Уоткинс о чем бы то ни было, помимо прически или ридикюля, но замок, вино после ужина и граф, ожидающий ее благосклонности, придали Эмили безрассудства.

— Уоткинс, а как думаешь ты сама?

Уоткинс уронила сапожок для верховой езды, который собиралась убрать.

— Простите, миледи?

— Как мне поступить?

Уоткинс помолчала, подбирая слова.

— Я думаю, что это романтично, миледи. Его светлость кажется хорошим человеком, намного лучше всех других, и вы с ним обручены. Разве не мило сбежать вместе с ним покататься?

В голосе горничной зазвучали мечтательные нотки. Эмили внезапно почувствовала себя жутко неблагодарной. Она не хотела выходить замуж, но у нее все равно оставалось больше свобод, чем большинство других женщин могли бы себе позволить.

Она не могла отдать часть своей свободы другим, реальная жизнь устроена иначе. Однако она могла постараться сделать для других как можно больше.

— Что ж, хорошо. Я поеду.

Уоткинс просияла.

— Вы будете готовы через несколько минут, миледи.

Вышло чуть дольше, но ненамного. Пуговицы на розовом шелке вечернего платья были сложной задачей, но Уоткинс быстро с ними управилась. Она помогла Эмили надеть плотную нижнюю юбку, а затем верхнюю юбку для верховой езды. Эмили наблюдала в зеркале, как Уоткинс застегивает золотые зажимы на камзоле военного покроя, и думала о том, почему одевается для поездки, когда твердо решила не выходить из замка.

Она молчала, когда горничная вынимала жемчужные шпильки из ее прически и быстро заплетала ее волосы в косы. Уоткинс обернула косы вокруг головы Эмили и закрепила их простыми шпильками, затем накрыла темно-синим беретом. Это казалось абсурдом — и все же ей было так любопытно, что там задумал Малкольм, что Эмили не могла отступить, хотя и знала, что разумнее избегать его.

После того как Уоткинс зашнуровала сапожки и подала ей черные кожаные перчатки, Эмили приняла из рук горничной стек.

— Граф оставлял тебе какие-нибудь инструкции, Уоткинс?

Горничная улыбнулась.

— Лорд лишь сказал не медлить, миледи.

Возмутительно. Но их предполагаемая свадьба настроила Уоткинс на то, что все происходящее лишь проявление любви, а не причина для скандала. Возможно, в замке МакКейбов испортились и ее слуги. Эмили оставила служанку прибирать комнату и зашагала по коридору, похлопывая стеком по ноге, к лестнице главного зала. В голове было подозрительно пусто, по крайней мере, ни одна мысль не давала себя поймать и как следует продумать.