Книга Сладкая ночка - Екатерина Черкасова

— Ты у меня сейчас во всем признаешься! Быстро, имя!

— Лейла!

— О! Это дело! — удовлетворенно сказал он, отпуская меня. — Лейла, а дальше?

— Давыдова…

— Это что еще? — неподдельно изумился офицер.

— Русская.

— Какая русская? — искренне возмутился мой мучитель. — Ты на себя в зеркало смотрела?! Или время тянешь, теперь русского консула потребуешь? Хватит, поиграли в права человека, и хватит.

— Смотрела… Сейчас в Триполи находится Леонид Давыдов, он переводчик. Он может подтвердить мои слова.

— И кто он тебе? — с нескрываемым сарказмом спросил полицейский. — Братишка?

— Бывший муж.

Офицер застонал и схватился за голову.

Я вовсе не была уверена, что сделала все правильно, но паника плохой советчик. А Леня… Все-таки он был моим мужем, любил меня, мы провели вместе столько восхитительных ночей, да и после развода мы не ссорились. Просто наш брак умер сам собой, пришел к своему логическому завершению.

К тому же гражданку России вряд ли бросят на произвол судьбы, если, конечно, мне удастся это доказать.

Я совершенно забыла о том, ради чего приехала в эту страну, да еще и по чужим документам. Я пребывала в плену идиллических настроений, что скоро все выяснится, Леня подтвердит мою личность, с меня снимут все обвинения, в российском посольстве мне выдадут документы, и я немедленно вылечу в Москву, к маме. Только через Лондон, где заберу Киру и куплю для Нинки дурацкую пепельницу с принцессой Дианой и Доди аль Файедом…

Леня вошел в кабинет и огляделся. Я подпрыгнула на стуле, пытаясь поймать его взгляд. Но он безразлично скользнул по мне и остановился на хозяине кабинета.

— Вы очень любезны, что согласились прийти сюда, господин Давыдов, — вежливо сказал офицер.

— Считаю своим долгом оказать посильную помощь, — так же любезно откликнулся Леонид на прекрасном арабском.

— Дело в том, — полицейский сделал пренебрежительный жест в мою сторону, — что эта особа утверждает, будто бы она русская и ваша бывшая жена. И якобы вы можете подтвердить это.

— Неужели? — Леонид повернулся и с интересом оглядел меня. — А в чем она обвиняется?

— В двух убийствах, подделке документов и проституции.

— Вот как? — поднял брови Леонид. — Неужели вы думаете, что эта грязная шлюха может быть моей женой?!

Они оба цинично расхохотались.

— Странно только, откуда она меня знает?

— О, господин Давыдов, эти шлюхи держат на прицеле симпатичных иностранцев… Непонятно только, на что она рассчитывала. Но я очень благодарен вам за то, что вы нашли время…

ГЛАВА 16

Я почти потеряла интерес к тому, что со мной будет. Перспектива выглядела настолько плохо, что мне уже было все равно, что мне грозит. Я сидела, часами уставившись на дырку в стене, образовавшуюся после моего неудачного самоубийства. Ни о чем не думала. И о самоубийстве тоже не думала: для этого надо было напрягаться, соображать, что-то предпринимать. А сил у меня уже не осталось. А еще казалось, что все это происходит не со мной, не в реальной жизни. Что стоит открыть глаза, и я увижу обитую вагонкой стенку моей дачной комнаты, почувствую запах семечек, которые мама жарит внизу. А потом она отпустит Серегу в «треугольник», и мы с ней залезем с ногами на старый диван и будем болтать… Ну что я, научный сотрудник, египтолог, москвичка, делаю в этой ужасной дыре? Ведь это не может быть правдой! Потому что слишком напоминает плохое кино.

Меня перестало беспокоить, что я давно не мылась и дурно пахну, мое белье превратилось в рванье, под ногтями — грязь, волосы сбились в колтуны. Какая разница? Ведь это неправда. Стоит проснуться — и…

И ничего не происходило. Я по-прежнему сидела на полу крошечной камеры, несколько раз в день поднимаясь, чтобы размять онемевшее тело. Еду я оставляла нетронутой, теплую воду с неприятным запахом выпивала. Я уже перестала считать, сколько раз квадратик неба под потолком становился голубым.

Иногда меня вызывали на допрос, о чем-то спрашивали, но мне было все равно, и я безразлично молчала. Как-то я услышала, что скоро суд и хорошо бы узнать мое настоящее имя. Я расхохоталась, ведь я называла им свое имя, а они ничего не поняли. Мой смех несказанно их удивил, наверное, они приняли меня за сумасшедшую.

В один из дней, когда меня опять привели на допрос, я увидела незнакомого человека, одетого, несмотря на жару, в черный костюм. Он оглядел меня с интересом и жалостью.

— Я забираю ее, — бросил он офицеру.

По тому, как полицейский подобострастно поклонился и бросился выполнять приказание, я поняла, что посетитель — важная птица. Но зачем я ему нужна?

Но меня это не слишком испугало: когда все идет так, как идет, никакие перемены не страшны.

Меня везли куда-то из города в закрытой машине, по тому, как изменилась дорога, я поняла, что мы движемся по пустыне. Сквозь все щели просачивался песок, забивался в глаза, ноздри, хрустел на зубах. Было очень жарко и душно.

Наконец мы остановились.

Человек в военной форме открыл дверь и жестом велел мне выходить. Я ступила на плотный утрамбованный песок и огляделась. Меня окружала величественная, неприветливая, равнодушная пустыня. Пески простирались до горизонта, а монотонное однообразие барханов оказывало гипнотическое воздействие. Здесь не надо было сажать пленников под замок, охранять их. Сбежать отсюда некуда, все равно что из лодки, качающейся без паруса и весел посреди океана. Я люблю пустыню. Я много раз бывала там, всегда изумляясь сдержанному многоцветию известняков, причудливым каменным изломам, пескам, меняющим свой цвет от белого до красного через все оттенки кремового, бежевого, коричневого и терракотового. И всегда любовалась низким ночным небом с необыкновенно яркими и близкими звездами, свет которых превращал дюны в складки черно-фиолетового бархата. Я помнила, как замечательно сидеть у костра прохладной ночью, закутавшись в шерстяное покрывало, пропитанное запахом животных и полуденного солнца, и слушать песни, перемежающиеся хриплыми гортанными выкриками бедуинов.

Но здесь было все по-другому. Сильные порывы ветра рвали на мне одежду, все вокруг дышало враждебностью. Я находилась в центре военного лагеря. Утрамбованную площадку окружали большие брезентовые палатки защитного цвета. Ходили люди в военной форме с автоматами.

— Идите за мной, — бросил мне провожатый, и я покорно поплелась в одну из палаток. Там находилась женщина, одетая в выгоревшую камуфляжную форму. В отличие от нашей в этой преобладали бежевые и коричневые пятна, как краски пустыни. Определить ее возраст и национальность было невозможно. Ее дочерна загорелое лицо покрывали морщины, волосы прятались под кепкой. В мужеподобной фигуре чувствовалась сила. Ей можно было дать одновременно и тридцать, и пятьдесят. Истина, наверное, находилась посредине.