Книга Убийство по лицензии - Светлана Успенская

Во время пятнадцатого просмотра Лидия наконец поняла, что по сюжету фильма ее сделали чем-то вроде Вечного Жида, но в женском роде. Она, точнее, ее героиня, хаотически странствовала по свету, обретаясь во всех исторических временах и обликах. Любила всех подряд, продавала себя ни за грош направо и налево, убивала за тридцать сребреников, пыталась умереть, воскресала в новом обличье, от тоски рвала зубами вены на своих руках и пила собственную кровь, чтобы в следующую секунду с блаженной улыбкой вознестись на небо и там сгинуть среди звезд до следующего возвращения на землю. Затем она вновь убивала, воровала, возлюбила жену ближнего своего, потом мужа жены, лотом их собаку, и так продолжалось до бесконечности — все час пятьдесят три минуты экранного времени.

Фильм получился сумасшедший, истеричный, бессвязный, фантастический, но, несмотря на все это, Лидия себе понравилась.

«А я все-таки ничего», — решила она и забросила кассету в дальний угол, не показывая ее ни супругу, ни знакомым и предпочитая упоминать о своем посещении заморских стран в туманных недомолвках.

Нежданный вал славы накатил на нее так же внезапно, как и те приключения, которые организовывала фирма «Нескучный сад». Как любая стихия, он был непредсказуем и безмерен. Как от любой стихии, от него невозможно было скрыться и его невозможно было укротить. Он подхватил ее как щепку и долго таскал по телестудиям, то выбрасывая на берег прилюдной откровенности, то увлекая в бездну опасных признаний. Слава и популярность влекли за собой набеги на нее волосатых и наглых интервьюеров, превратно толкующих каждое ее слово. Ее подкарауливали около машины неадекватные поклонники и забрасывали признаниями в любви. Оглушали бесконечные телефонные звонки. Словом, у нее не было ни минуты покоя. Успех трепал ее, как ветер треплет занавеску на окне, и требовал от нее полной отдачи. Когда он схлынул, на пустом берегу осталась изрядно потрепанная женщина, безгранично уверенная в собственной гениальности и своей непреходящей ценности для искусства.

С чувством выполненного долга Раиса Александровна поставила около четвертого пункта новый крестик. Кошелек супруга Марушкиной похудел на крупную сумму.

Глава 12

Справедливости ради надо сказать, что функции фирмы «Нескучный сад» закончились еще на этапе съемок фильма «Ее обратная сторона». Режиссеру, бедному итальянскому эмигранту, никогда не снимавшему ничего более значительного, чем роды собственной кошки, была выплачена контрактная сумма. Набранные по объявлению в бульварной газете актеры разъехались по домам, а съемочная группа продолжала заниматься постановкой й оформлением детских праздников, коими она и была призвана служить десятой музе — музе кино.

Все изменила случайность. Она не была запланирована госпожой Резник, но поскольку очень удачно вписалась в жизненный сценарий героини, то получила блестящее развитие. Монтирующийся в студии фильм просмотрел какой-то продюсер из тех, что отбирают репертуар к второстепенным кинематографическим фестивалям, — Эрик Фихтер считал себя тонким ценителем киношных изысков. Фильм ему не понравился.

— Отвратительно, — сказал он. Выдержав паузу, добавил: — Безобразно, — потом помолчал и еще раз не сдержался: — Говноподобно.

— Почему? — спросила любопытная подруга продюсера, которая тоже давно и безуспешно баллотировалась в актрисы.

Такая тройственная оценка ее приятеля была достаточно необычна и поэтому нуждалась в разъяснении. Обычно Эрик Фихтер просто выбрасывал фильмы в мусорную корзину, не удостоив их даже своего царственного осуждения, за которое ему платили крупные суммы.

— Дурная смесь из Тарантино, Спилберга и Фредерико Феллини.

— Чем она дурна? — поинтересовалась его любопытная подруга. — Ведь составляющие по отдельности приносят неплохой доход.

— Безвкусица, смешение жанров, эклектика, претензия на русскую духовность, которая уже сидит в печенках у всей Европы, плюс еврейская сентиментальность на фоне американского тупого хамства.

— Ну и что? — не отставала подруга.

(Именно ее любопытству и должна быть обязана Марушкина своей внезапно вспыхнувшей славой.)

— Сценарист туп, режиссер бездарен, оператор без рук, звукорежиссер откровенно и бесповоротно глух. У актрисы до отвращения стандартная внешность и задатки балаганной клоунессы. Герой-любовник, кажется, никогда не имел женщины, кроме как на сцене, и никогда не играл нигде, кроме церковных пьес в колледже для слабоумных.

— Ну и что? — удивлялась подруга. Ей казалось, что все вышеперечисленные недостатки плавно перетекают в достоинства. Так оно и оказалось.

— …Бессвязные картины, хаотический калейдоскоп, животные инстинкты… — пробормотал Эрик Фихтер. Потом задумался и добавил: — Хотя…

Это робкое «хотя» решило все. Просмотрев картину еще не менее пяти раз, он наконец вынес свой окончательный вердикт:

— Почти гениально!

Он все же добавил для подстраховки слово «почти», хотя был уверен на все сто в своей оценке. Он разыскал где-то на периферии Европы режиссера Мадзини (тот предавался порочным наслаждениям на всю сумму, выплаченную ему неизвестным русским агентством) и за смешные деньги купил у него права на демонстрацию киноленты в течение десяти лет. Дальше фильм плавно влился в число картин, отобранных для просмотра на Берлинский кинофестиваль. Началась самостоятельная жизнь «Ее обратной стороны».

Ожидаемого чуда не случилось. «Ее обратная сторона» не завоевала никаких призов на фестивале, однако все же была признана самыми утонченными эстетами культовой картиной девяностых. Ее смотрели высоколобые киноведы и узколобые актеры, жадные до денег продюсеры и расчетливые дельцы, желающие сделать бизнес на съемках.

Все ее признавали ужасной, бестолковой, разрушающей все каноны, порочащей святое искусство, но — гениальной. Некоторые с трудом сдерживали зевоту в темноте просмотрового зала, но потом, выходя на свет, восхищенно закатывали глаза и глубокомысленно вздыхали с «ученым видом знатока». Гурманы от кино находили в фильме пряную остроту угасания человечества и холодное дыхание небытия. Возможно, они выдумали все это, стыдясь признаться самим себе, что картина бездарна. А может быть, в ней действительно было что-то такое, что выделяло ее из общего ряда. Может, режиссер Мадзини в первый и последний раз в жизни выложился на все сто, ведь в кои веки нашелся безумец (пожелавший, впрочем, остаться неизвестным), который вручил ему дорогую камеру и несколько километров качественной пленки.

Эрик Фихтер огреб круглое состояние и удалился от дел, предпочитая вечный отдых у моря просмотру новинок из мира кино. А прыткие отечественные журналисты пронюхали, что актриса, снявшаяся в главной роли нашумевшего фильма, — безвестная русская, и отныне не давали Марушкиной покоя ни днем, ни ночью.

На фоне всеобщего восторга только господин Марушкин был недоволен случившимся. Если бы он мог заранее предполагать, что картину ждет такой сумасшедший коммерческий успех! Бешеные деньги текли мимо него, а он вынужден был оставаться в стороне — это раздражало его. Но сделать было уже ничего нельзя — с юридической точки зрения прыткий Эрик Фихтер безукоризненно оформил свою сделку с Мадзини. У Марушкина еще оставалась значительная часть капитала — его жена. Он стал подумывать пустить ее в оборот.