Книга Комплекс Ди - Дай Сы-цзе

Бальзамировщица… Мо не помнил точно, кто и когда начал так звать соседку сверху. Теперь все только так ее и называли. Все, включая родителей, г-на и г-жу Лю, бывших преподавателей анатомии, лет двенадцать тому назад они вышли на пенсию и оставили дочери жилплощадь. Скромную двухкомнатую квартирку на последнем этаже бетонной шестиэтажки без лифта, побеленной снаружи, с торчащими цементными швами и зарешеченными (защита от воров), как клетки в зоопарке, окнами. Над входом рабочий, крестьянин и солдат из бело-розовой мраморной крошки держат похожее на венок зубчатое колесо. Это здесь «муж» вдовы-девицы выбросился перед свадьбой из окна шестого этажа.

Уже отключив мобильный, Мо сообразил, как нелегко ему будет попасть к Бальзамировщице, минуя квартиру собственных родителей на втором этаже, придется действовать как профессиональный домушник.

Ломая голову над этой задачкой, он дошел до университетского городка медиков. Обсаженная пышными платанами и протянувшаяся на километр Малая Индийская улица делит его на две части: в южной расположены учебные корпуса и общежития, в северной – дома преподавателей и служащих. (Китайские университеты предоставляли и предоставляют своим работникам ведомственное жилье. Руководители таких учебных заведений располагают полномочиями, какие и не снились их западным коллегам, они распоряжаются всем: от приема на работу преподавателей, штатного расписания и назначения на должности до оплаты больничных листов, починки труб, проводов, прочистки канализации, составления меню и сметы для столовых, а также графика запланированных беременностей сотрудниц, записи детей в сады и ясли и, главное, распределением квартир.)

Жилые дома делятся на пять микрорайонов: Западный Сад, Персиковая Роща, Бамбук, Мирный и Светлый. В каждом по несколько кварталов стандартных пяти-, семиэтажных домов без лифта. Путь по этому сонному царству долгий и трудный. Минут пятнадцать Мо вышагивал под дождем по Малой Индийской, миновал микрорайон Мирный, Персиковую Рощу, прежде чем добрался до Светлого.

Несмотря на красивое название света на улице не было. Мо подошел к наглухо закрытым воротам и стал громко звать сторожа. Его вопли далеко разносились в ночи, он почти охрип, когда наконец у него над головой зажегся фонарь и осветил величественный, пышный портал: глянцевая черепичная крыша, резные колонны с мифологическими фигурами и массивные двустворчатые деревянные ворота, покрытые облупившейся красной краской. На воротах наклеены в несколько слоев пестрые афиши и объявления: часы работы, правила и запреты, фотографии преступников в розыске, расписание собраний местной партячейки, покаяния разоблаченных воров, анонсы американских фильмов, лозунги, публичные доносы, оставшиеся от прежних времен, но все еще прекрасно различимые, статьи из старых и новых журналов обо всем на свете. Прорезанная в одной из створок дверца открылась, проскрежетав ржавыми петлями, и на пороге появился сторож, незнакомый Мо молодой человек в накинутой на плечи шинели Китайской народной армии.

– Благодарю вас, вы очень любезны, – сказал ему Мо и сунул бумажку в два юаня.

Сторож взял чаевые, пропустил Мо, закрыл за ним дверь, задвинул тяжелый железный засов и только тогда пригляделся к нему.

– Кто-нибудь умер? – спросил он, подозрительно осматривая костюм Мо.

– Да. Хромой Ляо из одиннадцатого корпуса третьего блока, – выпалил Мо, удивляясь собственной находчивости.

Хромой Ляо был когда-то их соседом по этажу, он действительно умер, только лет десять тому назад. Но новый сторож с соболезнующим видом кивает и испускает долгий вздох, достойный героя сентиментального американского телесериала, как будто бедный Ляо был его близким другом.

– А как вы заберете тело, вы же без машины? – крикнул он уже в спину Мо.

– Не важно. Я заберу его душу.

Ошеломленный загадочным ответом, сторож остался стоять, разинув рот и глядя вслед Мо. Призрачный силуэт скользнул под дождь; не замедляя шага и не поднимая глаз, прошел мимо шести бетонных корпусов-близнецов первого блока, а у ограды второго, где дорога разветвлялась, свернул налево и скрылся из виду.

Калитки в кирпичных заборах третьего и четвертого блоков располагались ровно друг напротив друга. Одинаковые мокрые от дождя никелированные решетки, чугунные цепи, выкрашенные в зеленый цвет, как лианы, и тяжелые медные замки, с которых капала вода, – можно подумать, там, в типовых корпусах, хранятся несметные сокровища!

Мо снова прокручивал в голове разные варианты того, что скажет родителям, особенно матери, если встретится с ними на лестнице. А сам уже машинально постучался в левые ворота. Никто не отвечал. Он крикнул и снова постучал, на этот раз не так громко, и голос постарался изменить, чтобы мать его не узнала. Смотреть вверх, на окна стандартных бетонных коробок, верхушки которых тонули в тумане, он не решался. Так было и в детстве: каждый раз, стоя перед этой решеткой (тогда она была вся ржавая и ворота закрывались на ночь не в половине двенадцатого, как теперь, а в половине седьмого), он испытывал страх перед матерью.

Наконец вышел сторож, тоже молодой и тоже в военной шинели, но поменьше ростом и худощавее первого. Положив в карман свои два юаня, он, не взглянув ни на того, кто их ему дал, ни на его комбинезон с погребальной символикой, быстро запер ворота и побежал спать дальше в свою комнатенку. В голове Мо пронеслось смутное подозрение: «Когда я уходил из дома около полуночи, меня выпустил другой сторож, пожилой, лет шестидесяти, вроде того, что работает в уборной, а этот парень смахивает на него – наверно, сын или зять, который его подменяет, чтобы сводить концы с концами, и еще не научился благодарить за чаевые».

В такой час все спят. Единственные свидетели возвращения Мо – это бело-розовые рабочий, крестьянин и солдат над дверями подъезда. Он тихонько проскользнул в пустой коридор, где привычно воняло блевотиной. Лицо, шея, комбинезон – все было такое мокрое, как будто на него вылили ведро воды. Дрожа от холода, Мо прислушался: слава богу, все тихо!

Он стал на цыпочках подниматься по ступенькам. Но перед последним пролетом, ведущим на третий этаж, наш чересчур почтительный и боязливый сын почувствовал, что у него не осталось больше ни воли, ни сил и отказывают нервы. Озноб прошел, теперь его снова бросило в жар, пот весенними ручейками стекал по телу. Однако самое трудное было впереди – путь с третьего этажа до четвертого. С каждым шагом Мо все явственнее ощущал запах дома. Непередаваемый, но с детства знакомый, который узнаешь даже в полной темноте.

В этих домах на каждой лестничной площадке было по две квартиры, вот и тут, на третьем, слева дверь семьи Мо, справа – семьи давно покойного хромого Ляо. Мо крался, не поднимая глаз. Впрочем, все равно, ничего не видно, а включить свет нельзя. Он ступал с величайшей осторожностью, стараясь не спотыкаться. Пощупал ногой, чтобы убедиться, что дошел до последней ступеньки. Точно. Теперь надо пересечь площадку и дальше по лестнице, на четвертый. Отец уже давно, с тех пор, как повредил барабанную перепонку, плохо слышал и, когда смотрел телевизор, включал звук на полную мощь, у матери же ослабло из-за диабета зрение, а слух, наоборот, обострился, она слышала все: как чихает кот в соседнем доме или ползают за холодильником тараканы. Проходя перед дверью, он сжался в комок и даже перестал дышать, но вдруг наткнулся на что-то левой ногой и чуть не упал – это был пластиковый мешок с мусором. Мешок опрокинулся, мусор высыпался на площадку, среди прочего банка из-под кока-колы, которая покатилась вниз по лестнице, подскакивая на каждой ступеньке, долетела до второго этажа и со всего маху врезалась в дверь соседей снизу. У Мо от ужаса захватило дух и едва не лопнуло сердце.