Книга Скандал - Сюсаку Эндо

– Как правило. Результат хронического недосыпания, повышенной температуры, апатии, ослабления умственных способностей… Но почему тебя это интересует?

– Да так, хотел использовать в романе.

– Понятно. – Тоно ничего не заподозрил. – Кажется, у Достоевского уже есть на эту тему.

– А у людей здоровых не бывает встреч с двойником?

– Редко, но бывает. Описан случай со школьной учительницей, произошедший в префектуре Иватэ. Двойник появлялся, несмотря на то, что никаких симптомов невроза у женщины отмечено не было. Говорят, из-за этого ее трижды увольняли.

– Когда это было?

– В двадцатых годах. Странно то, что ее двойника видела не она сама, а ученицы, бывшие в классе. Во время урока рукоделия, который она вела, девочки увидели за окном стоящую на клумбе женщину, точную копию их учительницы.

– Это правда? – Сугуро почувствовал, как дрожат его колени. Вместе со страхом его сдавила невыразимая тоска. – Может быть, у нее была сестра-близнец, или тут замешано какое-то преступление?

– Кажется, ничего подобного. – Тоно наклонил голову. – В этом-то и странность. Специалисты выдвигали разные гипотезы, но ни одной убедительной.

Тоно с невозмутимым видом обхватил своей лапищей чашку с налитым в нее виски и поднес ко рту.

– Как тебе эта история? Годится для романа?

– Пожалуй, можно использовать.

– Кстати, двойники, как правило, являются в сумерках.

– И все-таки, как по-твоему, в конечном итоге это иллюзия, галлюцинация, симптом болезни?

Втайне Сугуро хотел, чтобы Тоно ответил утвердительно. Он с недоверием относился к подобного рода психологам, с легкостью и без грана сомнения объясняющим бурлящие бездны человеческого духа, но сейчас он был бы рад услышать от Тоно: «Да, это галлюцинация». Однако Тоно только развел руками:

– Хотелось бы думать, что так. Но как тогда прикажешь трактовать случай с учительницей? Как коллективную галлюцинацию?

Вернувшись в свою рабочую квартиру, он сел за письменный стол, положил голову на руки и вновь стал перебирать в уме то, что сказал Тоно. Из его слов можно было заключить только одно. Человек, которого Сугуро видел со сцены, вероятнее всего, галлюцинация. Или же – подлая проделка самозванца. Других объяснений быть не может. Если это галлюцинация, то во всем виновата депрессия, неизбежная спутница старения. Сугуро постарался убедить себя, что причина именно в этом, вспоминая, что и в прошлом после большой, напряженной работы он всегда чувствовал себя неважно. И однако, никогда раньше он не испытывал такой невыносимой тоски.

Зазвонил телефон. Вздрогнув, он некоторое время сидел неподвижно, прислушиваясь, но в конце концов не выдержал и прошел в гостиную.

– Извините, я вас разбудила?

Из трубки донесся вежливый женский голос, пробивающийся сквозь гомон толпы.

– Кто вы?

– Нарусэ. Я была на вашей лекции. Вам стало плохо, поэтому… – Она замялась, ища подходящих слов. – Извините, что вас потревожила.

– Ну что вы, это я должен просить прощения… – И, боясь ее упустить, спросил: – Где вы сейчас?

– На станции «Харадзюку». Ребенку, за которым я ухаживаю, назначили операцию на сердце… Сегодня – обследование. Я должна быть в больнице, чтобы ему не было так страшно… Малыш спокоен, только когда я рядом.

Вспомнив о ее письме, Сугуро испытал странное чувство. Эта женщина, волнующаяся сейчас о том, как у ребенка пройдет операция, в другие минуты была воплощением жестокости… Его сердце, сердце писателя, заколотилось. Он должен во что бы то ни стало проникнуть в эту тайну, в эту тьму.

– Вы не против, если я сейчас же подойду к вам в Харадзюку? Мне, кроме всего прочего, хотелось бы поговорить с вами о вашем письме…

– Обследование начнется через полчаса. Я обещала Сигэру – так зовут моего подопечного, – что обязательно приду.

Она торопилась. Для нее сейчас не существовало никого, кроме этого несчастного ребенка.

– Я видел фильмец. С твоим участием… – вдруг сказал Кобари, слыша, как в ванной служанка пустила сильную струю горячей воды.

Все то время, что он бражничал с Мотоко Итои в кабаках на задворках Синдзюку, его так и подмывало заговорить об этом, но он сдерживался. Основательно набравшись, он наобум толкнулся в двери какой-то низкопробной гостиницы, и Мотоко, как будто они обо всем заранее договорились, послушно последовала за ним. На столе с облупившимся лаком стоял белый термос, на блюде лежали вафли с начинкой из мармелада, завернутые в бумажки со строчкой из детского стишка: «Пусть будет нам вдвоем – ням-ням». За отодвинутой перегородкой в соседней комнате виднелся край красного футона.

– Фильм, из «Шато руж».

Он думал, что она смутится. Но Мотоко равнодушно бросила:

– Неужели? – и лениво ткнула сигарету в пепельницу. Кобари подумал, что эта девушка несколько туповата или попросту слабоумная.

– На той вечеринке, заснятой на видео, Сугуро тоже был?

– Был, не был – откуда ж я помню?…

– Ну а та женщина?

– Какая женщина?

– Сугуро говорил мне, – солгал Кобари. – Забыл, как ее зовут… Элегантная, большеглазая.

– А, мадам N.

– Да-да, кажется, мадам N. Почему – N?

– Так ее все зовут, – небрежно сказала Мотоко. – Она, конечно, была. Она ж моя партнерша.

– Вы этим вдвоем занимаетесь? Значит, вы лесбиянки.

Мотоко, держа обеими руками чашку, неторопливо пила жидкий чай.

– Так?

– Не знаю, – сказала она почти с грустью. – Лесбиянки, гомосексуалисты… Что за примитивный подход?

– Я видел на видео – ты получала наслаждение, когда тебе на волосы капали воск, когда душили… Она тоже участвует в таких «играх»?

– Охотно. Но вначале было не так Это я ее постепенно втянула. Она вошла во вкус, и теперь не она у меня, а я у нее учусь. Как начнет рассказывать – заслушаешься.

– О чем же она рассказывает?

Поставив чашку, Мотоко посмотрела на Кобари, близоруко прищурившись. В тусклом свете лампы ее заурядное лицо приобрело какую-то странную, волнующую прелесть.

– Слышал про графиню Батори?

– Кто это?

– Мадам N в таких вещах хорошо разбирается. Она читает на английском и французском. Графиня Батори жила в шестнадцатом веке; рано овдовев, она в своем замке и во дворце в Вене мучила до смерти девушек-крестьянок из своих владений. Число убитых ею превышает шестьсот человек.

– И какое это имеет к вам отношение?

– Мы с ней любим играть в графиню Батори. Точнее сказать, она берет на себя роль графини, связывает меня… – Мотоко еще сильнее сощурила глаза, точно вспоминая испытанное наслаждение. – Во всем этом нет никакого притворства. Она рассказывала, что когда ездила в туристическую поездку по Европе, искала в Вене остатки дворца графини. Оказалось, что на том месте теперь музыкальный магазин, звучит тихая мелодия Энди Уильямса, тусуется молодежь, ни о чем не подозревая. Она говорит, что в тот момент почувствовала ни с чем не сравнимую ярость.