Книга Позор и чистота - Татьяна Москвина

– Ну давай, – обрадовался дядька. – Ладно, не злись, я лишнего тут хватил. Нормально обсудим, как чего. Я ж говорю – в разумных пределах помочь могу. Но по доброй воле! Не тяни жилы из меня, и я тебе пригожусь, ей-богу. Будь здорова!

– И ты будь здоров, Валера Времин. Я сюда ехала и все про тебя думала, вспоминала прошлое. Ты вот на мне печать поставил, обозвал. А ты знаешь мою жизнь? Ты в деревне Ящеры был, когда откуда я сбежала? Маму мою видел? Ты знаешь, что я бита была все детство золотое? Что я голодала? Да, были у меня мужчины, так что? У тебя женщины, у меня мужчины, только почему-то вы за то же самое называетесь молодцы, а мы б… Деньги брала, да? А почему нет? Такая моя работа – быть женщиной. Ничего-ничего, я дождусь. Я вас самих всех на панели увижу! Ты меня сейчас оскорбил так, Валера, что прощения не будет. Я тебе объявляю войну. Я тебя уничтожу. Я истреблю тебя как… таракана. Ты ко мне приползешь и будешь умолять забрать эту твою сраную квартиру на Беговой, а я не возьму Я больше ничего от тебя не возьму.

– Ты что, Катя, с катушек съехала? Ты меня убивать собралась?

– Нужно мне тебя убивать! Еще за такую дрянь в тюрьме сидеть! Я тебя опозорю. На всю Россию опозорю. На весь белый свет!

«С тобой мы кружим вальс, моя пушинка…» — совершенно некстати пронеслось в голове у дядьки Валерки.

– Андрюша! – закричала Карантина. – Иди сюда. Мы разговор закончили. Дядя Валера уходит от нас.

Времин схватил гитару и стал, горестно мыча, ее трясти.

– Вот! Хотел по-человечески, дурак! Андрей, ты подтверди, что я хотел по-человечески!

– Да что вы как с цепи сорвались? – рассердился Андрей. – Вы на девочку посмотрите, вы ее до больницы доведете.

– Эх! – завопил Валера и побежал на кухню, где крепко расцеловал Нику и сунул ей в карманчик брюк свою визитку. – Звони, доча, звони, – шепнул он ей на ушко и ринулся в прихожую, потому что Карантина уже неслась к ним.

– Что он там говорит? Руки прочь от дочери! Теперь только по суду, по суду увидишь!

– Пошла ты на хер, подлая ты, грязная тварь. Чтоб мне тебя не видеть ни на этом, ни на том свете, – по делу ответил взмыленный дядька и вырвался из квартиры.

И тут Ника схватилась за голову руками, сморщилась и тоненько завыла.

– Господи, ребята, – сказал потрясенный Андрей. – Вы что делаете?

Глава восемнадцатая,

в которой наша героиня начинает объявленную войну

Первый залп дала «Метеор-газета».

Материал назывался «ГДЕ ЖИВЕТ ЕГО ПУШИНКА?» с подзаголовком «Брошенная дочь Валерия Времина любит песни своего отца». Алик – тот самый хрен из прошлого, разысканный Карантиной, – сказал, что прежде всего людям надо освежить в памяти фигуранта. Поэтому заметку на полполосы сопровождала выразительная фотография Времина, где дядька, расхристанный, со слипшимися на лбу волосьями, терзал гитару, как-то странно, по диагонали, перекосив при этом пасть. В уголочке же поместили маленькое испуганное личико Ники с подписью «Вероника заканчивает школу и мечтает о встрече с отцом».

Корректор «Метеор-газеты», Виринея Сабо, с удовольствием подкорректировала подпись под Времиным, и она стала выглядеть так: «Популярный пявец Валерий Врямин никогда не скрывал, что любит женщин». Риск возможного штрафа был ничто в сравнении с болью обманутой души!

«Метеор-газета» собиралась продолжить намеченную линейку и уже сфотографировала Карантину в синем халате с драконами, как ее тут же обошла пронырливая «Жизнь-копейка». Через три дня после выхода «Метеор-газеты» «Жизнь-копейка» опубликовала полосное интервью с Карантиной, где та оказалась продюсером Катаржиной Грыбска, музой Валерия Времина, той самой пушинкой, воспетой в бессмертной песне.

«Жарким августом 91-го года, – рассказывала Катаржина, – мы с Валерием встретились в потрясенной историческими событиями Москве. Встретились – и полюбили друг друга. Наш роман протекал бурно. Мы осознавали, что государство катится в пропасть, и от этого еще больше хотелось личного счастья. Валеру тогда знала вся страна, он постоянно выступал, а я следовала за ним как преданная собачка. Я ничего не могла поделать со своей любовью! Я знала, что он женат, но верила, что наши жизни соединятся в одну. Он тоже любил меня и написал тогда суперхит «Моя пушинка». Помните там слова «и карие глаза твои, как ночь любви»? Это обо мне…»

– Что же случилось, почему вы расстались? — спрашивал корреспондент ЖК, и Карантина выворачивала на вторую часть задуманной симфонии.

«Внезапно я поняла, что у меня будет ребенок. Я не колебалась ни минуты, я хотела ребенка от любимого человека! Поймите, мне было двадцать лет. Я была наивная, влюбленная девочка, я совершенно не знала жизни. Когда Валера сказал мне, что слышать не хочет ни о каком ребенке и не собирается из-за меня бросать семью, я думала, что умру от горя и отчаяния. Я хотела покончить с собой, и я бы обязательно покончила, но тут первый раз шевельнулась моя девочка, и я сделала свой выбор на всю жизнь. Столкнувшись с предательством, с жестокостью, я решила: это будет мой, только мой ребенок. И я ушла от Времина, ушла бесповоротно. Теперь я была не одна, у меня появилось мое чудо, мое сокровище – моя Ника! Всю свою нерастраченную любовь и нежность я отдала своей дочери. Это необыкновенная девочка…»

– А Времин встречался со своей дочерью, помогал ей?

И Карантина приступала к третьей части симфонии.

«Помогал? Вы как будто наших мужчин не знаете. Их сотнями тысяч милиция не может разыскать, чтоб алименты законным детям платили. А здесь он вообще вроде как ни при чем. Подумаешь, пушинка родила какого-то пушонка. Он ведь сказал: никаких детей. Да, я могла бы подать в суд, доказать отцовство, отсудить деньги. Но, поймите, это все грязь, грязь, грязь! А я любила его. Я его, может быть, и до сих пор люблю. Я не желаю ему никакого зла. Бог все видит! Он не хотел разрушать семью, а семья все равно распалась. Насколько мне известно, Валерий Времин сейчас живет один, а его семья в Америке. Я уже не та наивная девчонка, для которой весь мир был в любимом человеке. Я вырастила одна свою дочь и не просила помощи, и сейчас ни у кого не попрошу. Мы живем в своем доме под Санкт-Петербургом и ни в чем не нуждаемся. Я никогда не стала бы ворошить прошлое, но моя девочка все время спрашивает меня об отце, а я не могу врать, не умею! И я привезла ее в Москву, чтобы дочь хотя бы раз увидела отца…»

– И как вы встретились с Валерием после шестнадцати лет разлуки?

«А никак не встретились, – скорбно ответила Карантина, которая в этот момент даже сама поверила в то, что говорила. – Он отказался видеть свою дочь. Странно, что люди, которые поют такие хорошие песни о любви и дружбе, в жизни ведут себя совсем не так, как поют. Даже наоборот. Нам, тем, кто не поет и не пишет, очень это грустно. Мы им верим, а они нас морочат. Но в наше время ничего не скроешь. Мы теперь все знаем про этих поэтов и певцов. И нам это не нравится. Ты живи как пишешь! Или пиши как живешь! А не обманывай народ…»