Книга Карманный атлас женщин - Сильвия Хутник

Жила она с мамой, папой и бабушкой, то есть маминой мамой. Старушка была очень старенькая и занимала лежанку на кухне. Чтобы бабуля не маячила постоянно перед глазами, папа смастерил подвесную ширмочку на прикрепленном к потолку рельсе. Под ширмочку мама приспособила одеяло, получилось как в театре. Бабушка обычно сидела на своих подушках, но, как только начинала слишком уж выступать, ширмочка раздвигалась и воцарялось спокойствие. Бабушка Крыся злилась, ругалась, беспомощно сотрясала воздух и грозила милицией. Когда никто не смотрел, Марыся шла к бабушке и либо разговаривала с ней, либо крала ее вставную челюсть и прятала в кухонный шкафчик. Бабке тогда больше ничего не оставалось, кроме как ругаться и шамкать беззубым ртом. Вся забрызганная собственной слюной, бабка злобствовала и грозила милицией. А внучка, подкравшись к ширмочке, изображала, будто нечаянно наступила на оброненную челюсть. И снова — милиция.

В свое время бабка была чиновницей в районе Охота и от нее многое зависело. Еще бы: она руководила распределением квартир. Боже, что творилось перед ее кабинетом. В кабинете они сидели вдвоем с Ядвигой и только просматривали толстые тетради. А у столика вились семейства, умоляли, бухались на колени, приносили дары, точно волхвы к вертепу.

— Дорогая, золотая, я уже десять лет жду, уж и второй ребенок скоро будет, как нам всем в этой съемной, жена беременная на тахте кантуется, а я, точно нищий какой с паперти, под столом себе гнездышко свил. А когда Анжелика уроки готовит, на кухню иду, а то ей ноги некуда поставить. Ну так, пани Крыся, сладкая вы наша, может, хотя бы ускорить чуток? Ой, совсем чуть было не забыл, — тут проситель начинал говорить тише, шептал, искушал и чуть ли не мяукал, — у меня тут для вас кое-что, прямо из деревни, от тещи, цыплята, вот, и еще для семейства сладости, вот. А, и для супруга кое-что найдется, бутылочка, вот, возьмите, дорогая вы наша.

Для кого? Для мужа?! Пани Крыся прерывала просмотр бумаг. Бросала бешеный взгляд на бледного человечка. Вы мне только про мужа моего не напоминайте! Про подлеца, пьяницу, который после войны сперва симулировал глухоту от контузии в окопе, а потом пошел в загул и какую-то бабу себе завел. О муже не говорят, не вспоминают и имени Генек не произносят никогда.

И клиент понимает — квартиры не будет. Испортил настроение чиновнице, по больному месту ударил да еще и расковырял.

Но подарки, тем не менее, находят место в бездонном ящике письменного стола. Пригодятся, а бутылку можно выпить и без мужа.

В ящике уже лежали две упаковки ирисок с шоколадным вкусом и блок «Мальборо». И это только начало дня. Над ящиком — картинка в деревянной рамке, сбоку инвентарный номер. Запыленная. Краской нарисован лесок, в лесочке лужок, вдали ручеек. Эх, перенестись бы в такой лесочек, лечь на травку и вдыхать отпускной воздух. А не сидеть тут, гнить и выслушивать все эти сетования на злую судьбу. За что, спрашивается, мне все это? Этот народ готов на брюхе ползать за какую-то паршивую однокомнатную, нищими прикидываются, смотреть противно. А что эти твари тут передо мной охают, точно я им Дева с алтаря, слезу кровавую уроню и ключики вручу? Щас, разбежалась. А список, а броня, а очередь, а контроль сверху? Ничего, паршивцы, знать не желают, и эти святые понятия для них как китайская грамота.

День, в который Боженька создал Чиновницу, — это как бы восьмой день недели. Отдельная категория, другая раса, другая культура. Американские антропологи уже много лет ведут изучение племени Халины и Божены. Женщин, которые на телесного цвета колготки надевают шлепанцы с ортопедической стелькой. Которые встают на заре, чтобы благоговейно увенчать свою голову шлемом из начеса и лака. Коготочки покрасить, перстенечки надеть. Ох уж эта канцелярская жизнь: орошенные кофе накрашенные губы, в которых исчезает конфетка с блюдечка, мир скоросшивателей, счетов, записей, приходно-расходных документов. По утрам — тряска в трамваях с сумочкой, набитой косметикой, бутербродиками в фольге, йогуртиками вариант лайт. Чистокровные женщины, настоящие жрицы администрации. Без них сам шеф — потерянный, сбитый с толку — ни за что бы не додумался, как вывести деньги из кассы, как сделать навар на налогах, как не дать подлому правительству нажиться на твоих непосильным трудом заработанных грошах. Только они, только прирожденные Королевы конторских письменных столов знают самые сокровенные тайны как бюджетной сферы, так и частных предпринимателей. А очередь гудит. Тихо все, я иду, выхожу перекурить, подымить на свежем воздухе, хе-хе. Как говорится, если любит, подождет. А от стояния в очереди еще пока никто, прошу прощения, не обосрался, вот так.

И тогда, ты не поверишь, Ядя, он мне, дескать, счета здесь не сходятся. Я ему объясняю, что я два раза проверила. Два раза, значит, ошибки быть не может. Не первый год по этой специальности, не какая-нибудь зеленая выпускница не пойми какого учебного заведения, не так, что ли? Говорю я ему это и показываю столбики в тетрадке в клеточку. И тогда он за голову хватается, голосит: боже мой, боже, пани Крыся, дорогая, ну какой же я болван, я же забыл еще эту проводку доложить. Ну, говорю тебе, просто руки и прочие части тела опускаются. С такой бестолочью за сущие гроши приходится дело иметь. А кто мне за потерянное здоровье, за раздерганные нервы, за варикоз компенсирует? Кто, спрашиваю я, святой Валентин? Ну все, иду на место, иду, и чего только клиенты так скандалят, боже ж ты мой.

Вот сюда еще попрошу ваши инициальчики, и вот сюда, где галочкой отмечено. И печаточку именную непременно, нет именной? Ну хотя бы какую-нибудь от учреждения, чтобы только номерочек БИК, ИНН, p/с, к/с был проставлен. Хорошо. Теперь только двадцать копий свидетельства о рождении и смерти, подпись в каждом окошечке, да-да, дорогая, очень хорошо, тогда, пожалуй, я все это в компьютер вобью и просчитаю.

И стоят, и подписывают, и ставят печати, а то как же. Никто не возразит, самое большее — капелька пота на лбу блеснет. А вы, может, разделись бы, ведь у нас раздевалка есть, а то в пальто да в шарфах — как-то не очень. Некуда спешить, здесь не вбежал-выбежал. Здесь люди основательно засиживаются.

С той поры, как в Польше под каждой крышей появился компьютер, случается, что и система зависает. Бабушка Крыся заполняла рубрики в тетрадке, а Боженки с Халинками выстукивают пальчиком буковка за буковкой до тех пор, пока не выскочит error.

Пан Гжееегооож, подойдите, пожалуйста, ко мне, потому что эта зараза опять зависла. Что я нажала? То же самое, что и всегда, я не знаю что. Работало, работало, еще когда клиентка сидела и я данные заносила. А тут вдруг что-то в углу мигнуло и все исчезло. Все данные. Нет их.

А очередь перед столиком кряхтит, глаза закатывает, ворчит. Этот опоздал на встречу, у того поезд с перрона отходит. Геенна. А душно, как в бане. В потных руках папки с прозрачными файлами, где хранятся искуснейшие подсчеты, выписки, приписки и накладные. Каждый документ нежно называется именами святых. Для многих это как самые близкие родственники, как сокровище. Представь себе только, накладная номер четыре дробь шестьдесят пять дробь ноль восемь. Описана на обороте и двумя печатями скреплена. Все обласкано, как собственная жена. Как долгожданный подарок от Деда Мороза.