Книга Приговоренный - Валерий Еремеев

Руслан Петрович вышел, еле сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью.

– Со мной все в порядке, – сказал он в ответ на неуклюжую, но искреннюю попытку Качибадзе поддержать его. – А ты, Давид, впрямь делом займись. Дай мне одному побыть.

– Уже ухожу. Только информацию вам передам и исчезну. Тут свидетель один объявился. По делу Тараскина. Но если вам не до этого, тогда я попозже.

Тараскин – вот уж действительно проблема из проблем. И даже не потому, что из-за него Сычу скорее всего придется распрощаться с должностью. Проблема состояла в том, что Сыч для себя так и не определил, верит он в его виновность или нет. Подозревает его или нет. Руслан Петрович чувствовал себя как человек, пытающийся одновременно усидеть на двух стульях. Причем на стульях, которые стояли в разных углах комнаты.

– Какой еще свидетель?

Качибадзе достал из кармана цилиндрическую коробочку с витамином С, не спеша открыл крышку, вытряхнул на ладонь четыре таблетки и, не обращая внимания на недовольно покосившегося Сыча, кинул в рот. Сказал, жуя:

– Который видел Тараскина возле дома Лапова в день убийства.

Только этого не хватало. Значит, все-таки Тарас был там, возле дома. А ведь когда совсем недавно он навещал Юлия в СИЗО, то после разговора с ним уже почти поверил, что все обвинения вздорны.

– Он видел его ночью? В котором часу?

– Нет, это было уже днем. Во второй половине дня.

Во второй половине дня полковник был уже мертв. А машина с его телом уже стояла возле дома Тараскина. А сам Тараскин был возле дома полковника. Зачем? Заметал следы?

– Надо было сюда твоего свидетеля привести.

Качибадзе довольно потер руки:

– Так я и привел. Он в коридоре дожидается. Вы должны были его заметить, когда возвращались.

В коридоре и вправду кто-то маячил, но Сычу было не до смотрения по сторонам.

– Давай его сюда.

Свидетеля звали Андрей Витальевич Гоца. Он жил в том же доме, что и Лапов, правда, знаком с ним не был.

Сыч показал ему четыре фотографии, спросив, не узнает ли он изображенных на них людей.

– Вот этот, – Гоца не раздумывая ткнул пальцем в снимок с Тараскиным. – Да я уже показывал его вашему коллеге.

– При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

– Ну, до знакомства у нас дело не дошло. Я возле машины был. Отъезжать собирался. А тут он. Попросил передвинуть тачку на другое место. Я ему: зачем, а он мне в нос удостоверением ткнул – передвинь, говорит, кому сказал. Весь такой нервный.

– Нервный?

– Вернее будет сказать, встревоженный.

– А машина ваша где стояла?

– Да возле дома.

– Напротив подъезда, где жил покойный Лапов?

– Не то чтобы совсем напротив, но в общем да.

– Лапов тоже ставил на это место машину?

– Тоже. Асфальт ведь общий. Именных мест не было. Кто первый подъедет, тот на пустое место и поставит.

– Что было дальше? Вы подчинились?

– Ну да. Зачем мне проблемы, тем более что все равно уезжать собирался. Отъехал я, стало быть, а самому интересно стало, что он делать-то будет. Остановился я у конца дома. Смотрю за ним. А он на корточки присел и стал асфальт разглядывать. Как бы искал чего. Пальцем землю тыкал. Это уж потом мне сказали, что на том самом месте соседа убили, а тогда я и не знал. Посидел он, значит, немного на корточках, после поднялся и принялся вокруг ходить. К детской площадке прошелся. И все время с головой опущенной, будто бы искал что-то. Какую-то штуку поднял. То ли палку, то ли железки кусок, мне с моего места плохо видно было. Причем так поднимал, будто запачкаться боялся. Через платок. Мне это хорошо видно было. Платок белый такой был, яркий. Посмотрел на эту штуку, которую поднял, головой покачал и на место положил. Потом отошел к скамейке, сел и закурил. И вид такой был у него – потерянный-потерянный.

– И долго он сидел?

– Не знаю. Как он только сел, так я сразу и уехал. Меня жена ждала. Я за ней на работу заехать должен был.

– В котором часу, говорите, это было?

– В четыре. У моей жены как раз в это время дежурство заканчивается.

– А что раньше молчали?

– Да не молчал. Я не знал. Я же в тот же вечер из города уехал. А когда вернулся, в старой газете его снимок увидел, что он, мол, задержан по подозрению… А как увидел, то подумал, что рассказать надо. Может быть, пригодится для следствия, или нет?

– Пригодится, Андрей Витальевич, еще как пригодится, – успокоил Сыч.

– Ну вот. И я так подумал. Поэтому и обратился сразу в мусарню… То есть, извините…

Гоца замолчал и только испуганно хлопал рыжими ресницами.

– Ничего-ничего, продолжайте, – подбодрил Сыч.

– В общем, обратился к участковому, я хорошо его знаю. Ну а он уже коллеге вашему позвонил. И вот я здесь.

Показания свидетеля были оформлены протоколом. Стоило ему уйти, Сыч возбужденно заходил по кабинету. Злосчастная корзина, лежавшая на боку, снова попалась под ноги. Подняв корзину, Сыч аккуратно поставил ее на место в угол. Дурного настроения как не бывало.

– Что-то я не понимаю, чему вы так обрадовались, Руслан Петрович? Вы же не хотели, чтобы Тарас был убийцей. Я, признаться, тоже не хотел. Подозревать подозревал, не без этого, но в глубине души надеялся, что он не виноват. А согласно показанием Гоцы получается, что он знал, что Лапов убит. Еще до того, как обнаружили тело. Откуда знал, если он не убийца или не сообщник? Грустно все это.

– Баран ты, Давид, поэтому и грустно. Ты сам подумай: если он точно знал, что Лапов мертв, зачем он пришел к его дому?

– Мало ли. Преступник всегда возвращается на место преступления. Кстати, вы не помните, чьи это слова?

– Не помню. Преступник возвращается на место преступления, чтобы уничтожить улики. Какие, по твоему мнению, улики уничтожил Тараскин? Никаких. Даже орудие преступления – и то оставил на месте. Преступник возвращается так, чтобы его возвращения никто не заметил. Он не пристает к другим людям и не показывает им свое служебное удостоверение, чтобы каждый срисовал не только его фейс, но и фамилию.

Качибадзе задумался.

– Ага. Я все понял. Тараскин не то чтобы знал о смерти Лапова. Он о ней догадывался, подозревал. И пришел на место, чтобы найти доказательства этому. Но тогда получается, что он не только догадывался, что Лапова убили, но и где и как именно. А это значит… Скажите сами, а то я боюсь произносить это вслух.

– Это значит, что его рассказ про сон может оказаться правдивым.

– Невероятно.

Долго молчали. Потом Качибадзе выдал на-гора еще одну версию, заключавшуюся в том, что на Тараскина нашло временное помешательство, во время которого он убил полковника, а когда пришел в себя, то некоторое время думал, что ему все приснилось, и только потом стал подозревать, что что-то не так. Вот и пошел к его дому.