Книга Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ханна поинтересовалась, что представляет из себя Питер?
– Умный. Одиночка. Вот кому нужна подружка! Живет в Уотертауне, это Мэн. Работает учителем. И – да, с женщинами у него не очень получается.
Нейт лишь сейчас понял, что в последние две недели они с Ханной говорили о многом и самом разном, но мало бывали с друзьями.
– А твои друзья? Кто они?
Ханна сказала, что самые близкие ее друзья – те, с кем она сошлась в журналистской школе и потом, когда работала репортером в газете. Они писали о политике и бизнесе. И хотя у них с Нейтом было немало общих друзей и знакомых, своей в его литературном кругу она себя не чувствовала. Последние годы, после разрыва со Стивом, Ханна ощущала себя немного одинокой в интеллектуальном плане. Многие из ее друзей-журналистов не понимали – как понимал Нейт, – почему она, работая фрилансером и берясь за самые разные темы, задумала еще и написать книгу.
Нейт погладил ее по щеке:
– Трогательная история. Знаешь, я даже рад, что могу тебе помочь. Понять, почему ты это делаешь. Уверен, так и надо. И книга будет потрясающая.
Она поцеловала его в подбородок:
– Спасибо. Очень мило с твоей стороны.
Желание, которое Нейт сдерживал с самой вечеринки, всколыхнулось снова, и он принялся ласкать ее грудь через топ. Но через какое-то время понял, что ее мысли где-то далеко.
– О чем ты думаешь?
Ханна повернулась на бок, так что теперь они лежали лицом друг к другу. Она ответила не сразу.
– Вообще-то ни о чем. Только о том, что ты в эти последние недели был великолепен, – она дотронулась до его груди. – Я… я была по-настоящему счастлива.
Он накрутил на палец прядь ее волос.
– И я тоже.
Как и у Фрейда, у Аурит была собственная, ясная и последовательная теория вселенной. Взяв за основу один-единственный миф о сотворении мира, она выстроила огромный и постоянно растущий лабиринт историй, логически связанных и на удивление убедительных, если только согласиться с исходными предположениями. Самой важной частью теории была вера в то, что быть составной частью пары – есть главный показатель психологического здоровья. Опираясь на такой фундамент, Аурит анализировала каждого встречного и делала далеко идущие выводы. Вот этот, объявляла она, страдает сексуальным расстройством вследствие болезненно-тягостных отношений на этапе формирования личности. Тот остановился в росте по причине успехов, достигнутых в начале профессиональной карьеры, и приверженности незрелой структуре веры, сложившейся у него на пике славы. (Одинокие мужчины рассматривались как особенно обделенные эмоциональным благополучием.) Свои рассуждения Аурит воспринимала очень серьезно, и ее отношение к людям – симпатии, антипатии, жалость – почти полностью зависело от ею же построенных историй. Особенно часто объектами вирулентного штамма[53]жалости становились так или иначе обидевшие ее мужчины, отчего порой складывалось впечатление, что, встречаясь с ними, она руководствовалась исключительно филантропическими мотивами.
Нейт вспомнил об этом в следующее воскресенье, когда вместе с Аурит направлялся в Проспект-парк, где двое их друзей устраивали пикник по случаю недавнего бракосочетания в городском совете.
– Это ж сколько прошло? Месяц? Чуть больше?
– Около того.
Со времени их с Ханной первого свидания минуло шесть недель, а по-настоящему они встречались около четырех недель.
– Рада за тебя, Нейт.
Аурит довольно закивала и заулыбалась так, словно он впервые поспал, не обмочив штанишек.
Для него вдруг стало важным расширить ее горизонт, доказать, что не все так просто.
– Это ничего еще не значит. Кто знает, что может случиться?
Аурит только что купила холодный кофе и теперь тыкала карамельного цвета жидкость соломинкой через пластмассовую крышку.
– Да? – она посмотрела на него. – Что-то не так?
– Нет. Просто не хочу делать из этого что-то особенное, вот и все.
Аурит нахмурилась:
– Угу.
Он хотел объяснить, что не согласен с ее романтической мономанией. Нейт вовсе не считал отношения с Ханной событием эпического масштаба, чем-то жизнеопределяющим, таким, каким это виделось Аурит. Да, эти отношения поглощали его полностью, когда он был с Ханной, но были не единственным, что его занимало, тем более что с течением времени он стал привыкать к ее присутствию в его жизни. Кроме того, в последние дни у него появились новые заботы. Один глянцевый журнал дал заказ на большую и хорошо оплачиваемую статью, чем Нейт был очень доволен. Порекомендовал его редакции Джейсон. А еще у него завелась задумка для новой книги. Отношения, при всей их значимости, занимали в его личной жизни примерно такое же место, как увлечение абстрактными размышлениями и интерес к спорту. Но как объяснить это Аурит, чтобы она не заподозрила разлад между ним и Ханной?
Некоторое время шли молча. Пакет с купленной для пикника бутылкой вина ритмично постукивался о колено и голень.
– Она сегодня будет? – спросила наконец Аурит.
– Нет. Решила поработать.
Аурит кивнула, сделала большой глоток и недовольно заглянула в пустой пластиковый стаканчик:
– Уф. Мокко-айс не должен иметь запаха шоколадного молока.
На это Нейту сказать было нечего.
Погода в последний день июля выдалась прекрасная – не слишком душно, небо не линяло-голубое, – и картина, открывшаяся им при входе в парк, была идиллическая. Строго говоря, прелести и красоты Проспект-парка (лесистые холмы, лужайки, пруд полумесяцем с обязательными утками и лебедями) вряд ли так уж разительно отличались от прелестей и красот парков в других городах. Но, в отличие от парков в пригородах, посещаемых почти исключительно несовершеннолетними правонарушителями, бродячими геями и торговцами крэком, в этом парке не ощущалось атмосферы нездоровья и отчаяния. («Когда у людей есть собственный задний дворик, они жарят сосиски на своем гриле», – сказал однажды Джейсон.)
В Проспект-парке было полно жизнерадостных, бодрых людей, которые гуляли, бегали, катались на велосипедах, играли в бейсбол, смотрели бейсбол и ели тающее в руках мороженое. Группы молодых людей с холщовыми сумками из местных книжных магазинов соседствовали на травке с семьями выходцев из карибских стран, расположившихся с пластиковыми кулерами, набитыми разнообразной едой, распространявшей почему-то запах подорожника. Парк был поллюцией либерального интеграциониста: мультирасовой, мультиэтнической, мультиклассовой.
Прибытие Нейта и Аурит сопровождалось короткой вспышкой активности: