Книга Крестовые походы - Оливия Кулидж

Марго устала, промокла и проголодалась. Она опустилась на каменную скамью в домике привратника, а слезы катились по ее пожелтевшим щекам и капали на платье. Круглолицый привратник, добрая душа, засуетился и принес кружку вина. Марго, продолжая тихонько всхлипывать, отказалась.

– Это все из-за отлучения, – сказал привратник, объясняя поступок настоятеля. – Аббат Тома…

Вздрогнув, Марго выпрямилась:

– Какое отлучение?

Привратник оглянулся по сторонам. Переполненный новостями и, естественно, слухами, не теряя времени, он рассказал, как войско крестоносцев разграбило христианский город. Охваченный горем и гневом, его святейшество провозгласил анафему всей армии. Эта новость пришла прямо от аббата Тома, который непрестанно осуждал злых паломников.

Марго стала поститься, она приходила поплакать к маленькому алтарю в часовне Буавера. Зима была дождливой, и ее ноги распухли от холода так, что она с трудом могла надеть обувь. В это время Эд, квартировавший в полуразрушенной Заре, страдал от дизентерии. Существенная часть добычи ушла на оплату услуг венецианцев, поэтому Эд не имел возможности содержать слуг, и те его оставили, перейдя на службу к более богатому рыцарю. К счастью, его все еще допускали к столу аббата Тома, который постоянно высказывался за поход в Святую Землю. Но поскольку зимнее море было весьма опасно, этот добрый человек не осмеливался показать пример.

Даже отмена папой своего проклятия почти не встретила одобрения. Прощение не распространялось на венецианцев, но во дворце, где в роскоши жил Дандоло, не придавали большого значения проведению церковных служб. «Святой отец одумается», – говорил Дандоло. Немедленного ответа требовал вопрос, могут ли они себе позволить отправиться на Восток. Венецианцев наняли лишь на год, причем лето было потеряно впустую в Венеции, осень и зима – в Заре. Не получая гарантий новой оплаты, венецианцы были вправе придерживаться условий сделки и через несколько месяцев могли отправляться по домам.

И снова Дандоло выдвинул план. В лагерь недавно прибыл молодой принц, сын последнего греческого императора Исаака, теперь уже свергнутого, ослепленного и находившегося в заточении у своего брата. Этот принц Алексей был прекрасный молодой человек, особенно симпатичный тем, кому нравился женственный стиль, и через браки состоящий в родстве с некоторыми принцами, участвовавшими в экспедиции. Дандоло его принял и заключил с ним непростую сделку. За возврат императорского трона в Царьграде Алексей обещал двести тысяч марок серебром, невероятную сумму, которой не только хватило бы для венецианцев, но и еще осталось достаточно на поддержку армии. Он также намеревался выделить десять тысяч воинов и послать их с крестоносцами в поход. После этого он до конца своих дней обязался держать в Святой Земле пятьсот рыцарей, чтобы защищать их завоевания.

Даже аббат Тома соблазнился такой огромной компенсацией, рассудив, что повод не такой уж неправедный, поскольку Алексей, очевидно, являлся законным наследником. Кроме того, принц туманно намекал на возможность обращения Царьграда в истинную католическую веру. Лишь немногие священники продолжали твердо требовать, чтобы войско выполнило свой обет, а не вмешивалось в дела другого христианского города. Но так как они не предлагали способа нанять достаточное количество транспортных судов, то люди более сведущие в больших делах заговорили о договоре, который был должным образом подписан на условиях Дандоло.

Весной войско христиан выступило из Зары, венецианские военные корабли гордо двигались за большой красной галерой своего дожа. На одном из огромных транспортных судов, приводимом в движение веслами и парусами, сир Эд повесил на леер свой щит с ярким изображением дуба – гербом Буаверов. Солнце освещало флот, выхватывая из всей массы веселые флаги и позолоту больших строгих кораблей. Надулись паруса. Ритмично взлетали и погружались весла. Наконец-то они двинулись в путь. Рыцари убеждали друг друга, что повод уважительный и награды будет довольно, чтобы всех избавить от нужды, в которой они оказались.

В Буавер пришла весна, успокоив Марго известием об отмене папского отлучения. Окот овец прошел удачно, а поскольку на землях от Нормандии до Аквитании произошел большой падеж скота, цены на шерсть повысились. Крестьяне устраивали пирушки по случаю весенней пахоты и освящения своих яблонь. Земли Буавера с трех сторон граничили с территорией большого аббатства, а с четвертой – с Бопре, находившимся теперь в руках брата Марго. Таким образом поместье, по крайней мере, было защищено от мародеров, имевших обыкновение грабить земли отсутствовавших баронов. Марго проводила дни мирно, побуждая своих крестьян лучше работать на земле. Эд был бы поражен, если б увидел, как загорело и обветрилось ее лицо, но до его возвращения все еще было далеко, а о долгах приходилось помнить постоянно.

Увидев впервые Царьград, Эд пришел в восхищение, хотя и слышал уже рассказы об этом городе. Никакими словами он не мог передать впечатление от огромных двойных стен, за которыми высились купола дворцов и церквей. В то время, однако, владения империи существенно сжались под атаками неверных на востоке и христиан на западе. Многие торговые суда, стоявшие в огромной гавани, были иностранными, и особенно часто встречались венецианские корабли. Армия империи полностью состояла из наемников, завербованных в разных завоеванных землях. Для этих воинов их император был ничуть не дороже своего брата или племянника, которого франки хотели навязать городу. Зачем сражаться и отдавать жизнь за никчемных правителей?

Прошло лето, и принц Алексей стал императором Востока, а чтобы соблюсти приличия, его отец, слепой и ни на что не годный, сел рядом с ним на золотой трон.

В городе по широким улицам бродили франкские рыцари, глазея на торговые лавки, удивляясь церквам и бросая завистливые взгляды на невероятные дворцы.

– Алексей говорит, что не может заплатить то, что обещал, – проворчал Эд. – Разумеется, он может заплатить. Посмотрите на это! – Он показал на фонтан, не то обшитый листовым золотом, не то целиком отлитый из него и находившийся даже не во дворце, а на земле некоего Мурзуфла, мужа одной из царственных принцесс. – Вся эта знать склоняется перед своим императором, бьет лбом об пол! Не говорите мне, что он не может взять у них все, что захочет! В народе говорят, что он тратит деньги, словно воду, на пиры, драгоценности и благовония. Когда я был в свите аббата Тома, то слышал, что дож Дандоло говорил ему. «Мы сделаем вас императором, – сказал дож при всех нас. – Но если не заплатите, мы вас свергнем». Сурово сказал, и молодой дурак побледнел, словно труп. Даже не нашел в себе мужества ответить, а теперь он император! Император! – Эд пренебрежительно хмыкнул. – Все греки одинаковы!

В последнем своем утверждении он заблуждался. Запугать Царьград было непросто – он был слишком горд, в отличие от своего никуда не годного императора. Легко было схватить Алексея с Исааком, посадить на их место Мурзуфла, закрыть ворота для крестоносцев, разбивших лагерь вне городских стен, и поднять население, чтобы перевешать всех иностранцев, задержавшихся в городе.

Царьград подтвердил свое достоинство, но не смог его поддерживать при правлении такого человека, как Мурзуфл, трусливо сбежавшего, как только крестоносцы начали осаду. Даже таким могучим стенам требовались защитники получше, чем наемники, служившие в течение одного года трем императорам, и все трое оказались никудышными.