Книга Игра королей - Дороти Даннет

Грей надолго погрузился в молчание, потом встал, подошел к распростертому на полу человеку, потрогал его ногой. На этот раз голос его звучал воистину по-генеральски, и смеяться у Уилла пропала охота.

— Где остальная часть обоза и люди, которые ее похитили?

Возбуждение Скотта прошло, боль и обида вот-вот готовы были целиком подавить его мужество. Но он нашел в себе силы спокойно взглянуть на Грея; и если опытный глаз старого солдата и заметил слабину, то Скотт об этом не догадался. Он сказал:

— Далеко-далеко. И с каждым часом все дальше.

Дадли резко спросил:

— Значит, с вами были и другие, и они не пошли в Хьюм?

Сейчас остальные уже на полпути к дому и, должно быть, удивляются, что Уилла еще нет с ними. Потом обнаружится, что повозки так и не были доставлены в Мелроуз, а завтра будут тщетно ждать его и остаток отряда. Потом Лаймонд каким-то образом узнает, что вопреки приказу он пробрался в Хьюм, но, чтобы выбраться оттуда, ему не хватило ни мозгов, ни смелости. Скотт собрался с духом.

— Конечно, — сказал он. — Надеюсь, они оставят мне немного пива.

На этот раз он не удостоил врагов взглядом. Грей подождал немного, потом сел за стол и начал писать.

— Два человека в Берик за новым обозом; двоим обследовать дорогу на Роксбург, найти место, где обоз попал в засаду. — Он кончил писать и передал обе бумаги Дадли. — Немедленно!

Потом он встал и снова подошел к Скотту.

— Мне жаль, что вы так дешево цените свою жизнь. Я не смогу прокормить вас и ваших людей тем провиантом, что у нас остался. Завтра вас казнят как шпионов. У нас есть священник. Если хотите, чтобы ваши родственники были извещены, скажите ему свое настоящее имя.

Скотт возразил:

— Мои люди — наемники. Если вы заплатите им, они будут драться за вас не хуже ваших немцев и испанцев.

— Заплачу? — спросил Грей. — Чем же я могу им заплатить?

Скотт ничего не ответил, с горечью осознав, что эта попытка самовыражения будет стоить жизни десятерым.

— Заприте его. Только отдельно от его людей. А то они могут расквитаться с ним.

В отвратительной дыре, куда его поместили, только одна мысль утешала Уилла — он не назвал своего имени. Если бы англичане узнали, что он наследник Бокклю, не без цинизма подумал Скотт, то пылинки стали бы с него сдувать. Они бы отправили его в Берик и вынудили бы отца делать то, что хотят они.

Что бы он там ни говорил Лаймонду, Уилл не думал, что отец стал бы безучастно смотреть, как его убивают. Он снова сделал бы то, что потребовали бы от него англичане. Но на сей раз, по грустной иронии судьбы, он, Уилл, стал бы причиной этого. Если бы сказал, кто он такой.

Он лежал, весь избитый, на холодных камнях, и думал: «Завтра в это время я уже выйду из игры». Однако настроение от этого не улучшалось.

Не улучшилось оно и у англичан, когда люди Грея обнаружили и привезли в замок две оставшиеся повозки и людей, сопровождавших обоз, которые были найдены связанными и продрогшими там, где Уилл их оставил, — у обочины дороги.

Когда их привезли, они, сжавшиеся в одних рубашках среди пустых корзин, стучали зубами от холода. Среди них не было ни единого, на ком оставались бы чулки, штаны или куртка, — ноги у них посинели, и всех пробирала дрожь.

Даже каменщики, заделывавшие дыры, оставшиеся после недавнего взрыва, побросали инструменты, чтобы поглазеть на несчастных, которые вовсю припустили к замку. Когда последний из прибывших вошел в теплое помещение, Дадли осмотрел обе повозки и поставил возле них стражу, после чего в приподнятом настроении отправился к Грею.

— Немного пива у нас все же есть. И кое-что из боеприпасов — порох и ядра.

Что еще он собирался сказать, осталось неизвестным. Дверь внезапно распахнулась, гобелены затрепетали, и в комнату, как пушечное ядро, влетел человек, завернутый в грязную холстину; солдатам у входа не удалось задержать его. Захлопнув дверь перед самым носом своих преследователей, он направился прямо к столу Грея.

— Madre de Dios! Caballeros, su ayuda… su venganza! Ladrones![22]Пришелец уставился на лорда Грея горящим взором, и даже тот должен был отдать должное великолепию его гнева. — Не sido mortificado, insultado-hecho hazmerreir! Mirame![23]— вопил оскорбленный, скидывая с себя холстину.

Секретарь Майлс не мог больше сдерживаться и оглушительно крякнул. Дадли и Грей, которым с трудом удавалось дипломатично помалкивать, смотрели на жалкие остатки сборчатой рубашки, отороченной серебряным кружевом, ныне разорванным в клочья; волосы испанца, некогда умащенные и завитые, были всклокочены, а голые ноги посинели от холода и от лодыжки до колена были вымазаны в смоле и перьях. Одинокая серьга болталась у смуглой щеки, задевая породистый нос.

Обретя такую уверенность в себе, какая и не снилась ему весь этот месяц, лорд Грей выразил свое сожаление и возмущение. Совместными усилиями Грей и Дадли усадили разгневанного посетителя в кресло, накинули на него плащ Дадли, принесли таз с горячей водой, чтобы смыть смолу с ног. Ему дали глинтвейну и предложили поговорить с господином Майлсом, который знал испанский. Но кабальеро выразил неудовольствие.

— Я говорю на шотландский perfecto[24], — с достоинством сказал он.

— Ах так, — ответил растерявшийся Дадли.

Он, Грей и Майлс ждали дальнейшего развития событий.

Испанский джентльмен осмотрел свои ноги, а затем продолжил. Для начала он представился: дон Луис Фернандо де Кордова и Авила, командир отряда, сопровождавшего обоз, и рассказал оба всех своих родственниках с отцовской и материнской стороны. Мимоходом и без особого почтения он упомянул о его величестве императоре, обрисовал собственную полную приключений жизнь, сослался на нескольких своих соотечественников, служивших в Лондоне и Фландрии, и вспомнил пословицу «Un Sidalgo no debe a otroque a Dios, yal Rey nada»[25].

Господин Майлс хотел было перевести, но Грей остановил его:

— Я догадываюсь.

— De veras[26], — вежливо проговорил дон Луис. — Ваша светлость имеет настоящий кастильских произношение. Ваш испанский язык sin duda[27]не хуже моего.

Тут господин Майлс благовоспитанно уставился в пол.