Книга Сокровища короля - Элизабет Чедвик

– Не болтай глупостей! – вспылила Мириэл. – Вас с Мартином водой не разольешь. Как бы то ни было, – фыркнула она, – я – не ты.

Эва многозначительно хмыкнула и постучала пальцами по дну сковороды. Потом сказала:

– Многие женщины спят и видят, как бы оказаться на твоем месте. Герберт богат. Ты купалась бы в роскоши, если бы вышла за него замуж.

– Как-нибудь обойдусь без чужого богатства, – отрезала Мириэл.

– Значит, у тебя есть свое? – Эва сунула сковороду под мышку, собираясь начать торг с лавочником.

– На жизнь хватает, – процедила сквозь зубы Мириэл. – И ради удовлетворения своих нужд мне незачем жертвовать свободой, вступая в брак с мужчиной, который втрое старше меня. Для полного счастья мне вообще не нужен мужчина – ни молодой, ни старый.

Эва пожала плечами и покачала головой.

– Из тебя, пожалуй, вышла бы хорошая настоятельница, – пошутила она.

У Мириэл запылали щеки. Она не знала, сердиться ей или смеяться.

– Церковь – тоже не мое призвание, – сказала девушка сдавленным голосом.

– В таком случае чего же ты хочешь? – На лице Эвы отразилось искреннее недоумение, ибо ее представления о женском счастье ограничивались заботами о домашнем очаге в угоду мужу и воспитанием здорового потомства.

– Ничего, – скупо ответила Мириэл." – Лишь бы мне не мешали жить так, как я хочу.

Эва закатила глаза, давая понять, что считает Мириэл невыносимой девчонкой, но разговор на эту тему прекратила и принялась с удовольствием торговаться.

По возвращении домой Мириэл решила, что после обеда съездит на пастбище проведать свое маленькое стадо. Ей необходимо было развеяться после полусерьезных поддразниваний Эвы и определиться со своими планами, в коих Герберту вовсе не было места. Она проживет и без мужа, даже очень богатого.

В воображении нежданно всплыло лицо Николаса – мерцающие, как море, глаза, темные волосы с золотистым блеском, кривая усмешка. Ее тело отреагировало на его образ предательски сладостной дрожью, а разум – чередой противоречивых чувств: угрызениями совести, щемящей тоской и раздражением. Как она себе постелила, так теперь и спит, и в любом случае лучше уж спать с тенью Николаса, чем с ним самим. Но мысли о нем не давали ей покоя. Ей хотелось бы знать, как он живет, чем занимается, как распорядился своим богатством. Интересно, вспоминает ли он ее? И с какими чувствами? Неужели только с презрением и ненавистью? Она поежилась, гоня думы о нем. Незачем ворошить ящик Пандоры.

Глава 11

Весна 1217 года

Он стоял на якоре в гавани Саутгемптона. Серые волны лизали его обшивку, теплый весенний ветерок теребил свернутый парус. Приземистый, с высоким надводным бортом, он заметно выделялся среди окружавших его более легких судов. И хотя в грациозности и изящности он значительно уступал своим товарищам, таким же, как он, морским скитальцам, Николас был от него в восторге.

– Ну, что скажешь? – спросил Роан де Босс, хозяин верфи, на которой был построен челн. Он сам привел его из колыбели у берегов Шельды к его новому дому в Англии.

Не находя нужных слов, Николас лишь покачал головой.

– Ход отличный. Ровно идет, плавно, осадка глубокая. – В голосе Босса, говорившего с сильным фламандским акцентом, слышалась гордость. – В первую ночь мы попали в шторм, а ему все нипочем. Скользил по волнам, как танцовщица. Немало хороших судов построил я за свою жизнь, но это – самое лучшее.

– Охотно верю, – хрипло сказал Николас и по сходням поднялся на палубу. В отличие от более легких скандинавских парусников – грациозных, мелкосидящих, с боковыми рулями и драконами на носах, – «Пандора» была большим прочным судном, приспособленным для быстрой и надежной доставки грузов. Она имела короткий корпус, высокие борта, руль располагался по центру на корме. Подобные суда нашли широкое применение у моряков Голландии, Фландрии и Балтики, где строились лучшие корабли и работали самые опытные корабелы. В Англии они тоже с каждым годом приобретали популярность, и все же «Пандора» пока еще оставалась диковинкой, привлекавшей к месту своей стоянки любопытных торговцев и судовладельцев.

Николас обследовал свое новое судно вдоль и поперек. «Перонель», парусник его отца, тоже был большим кораблем, с открытой палубой и килем, разрезавшим волны, словно нож. «Пандора» будет рассекать морские воды с мощью тяжелого меча.

– В трюм умещается до ста тонн груза, – сказал Роан, когда Николас спрыгнул в пещерную темноту под палубой. – Ты, кажется, говорил, что собираешься перевозить шерсть.

Николас пожал плечами:

– Шерсть, вино – все, за что будут хорошо платить. Роан погладил бороду:

– Порой новому судовладельцу нужно время, чтобы обзавестись заказчиками.

– Особенно если он молод и неопытен, – с улыбкой добавил Николас, искоса глянув на корабела. – Ты это хотел сказать?

Роан развел руками, выставляя мясистые мозолистые ладони.

– То, что ты молод, это верно. Но я сомневаюсь, чтобы сын Алена де Кана был недостаточно опытен.

Николас отвернулся, осматривая крепеж шпангоута. Роан внимательно наблюдал за ним.

– Мой отец строил для него «Перонель». Я с прискорбием узнал о его смерти. – Он помолчал в нерешительности. – Даже самый прочный корабль, управляемый опытнейшим капитаном, может пасть жертвой коварной волны. – Он закончил фразу на повышенной ноте, будто задавая вопрос. Николас фыркнул:

– Моего отца убили люди, а не море, – бросил он, не оглядываясь.

– Морские разбойники? – Роан кивнул: – Да, я тогда подумал, что как-то странно все это.

– Можешь и так их назвать. – Николас прошел мимо корабела на палубу. Глубоко вдыхая солоноватый воздух, он наблюдал за чайкой на мачте. В тот день, когда якобы затонул «Перонель», море было спокойным. Корабль исчез бесследно вместе с грузом и людьми, не оставив даже следов на морской глади.

– Пойдем, – неожиданно обратился он к Роану. – Выпьем за «Пандору». – Он направился к сходням. – Завтра будет время и команду набрать, и вывести ее из гавани.

Роан вразвалку, по-моряцки, зашагал следом.

– А почему такое название – «Пандора»?

– Это из греческого мифа, – ответил Николас, внезапно сощурившись. Ему по-прежнему снился корабль, носящий название «Мириэл», но он отнюдь не собирался запечатлевать свое недавнее безрассудство в прочном дереве. После того, что случилось в Ноттингеме, он всячески старался стереть из памяти образ лживой ведьмы. Поиски оказались тщетными. Она будто сквозь землю провалилась. Впрочем, имея в своем распоряжении столь огромные средства, она вполне могла себе это позволить. Гнев и горечь мешали предать забвению память о ней, но, в конце концов, он освободился от нее, оценив произошедшее с ним как один из жестоких уроков, которые преподнесла ему жизнь.