Книга Триумф Сета - Жеральд Мессадье

Соседнее заведение отличалось от всех подобных мест для развлечений только своей роскошной обстановкой. Просторный зал, освещенный несколькими лампами, наполненный опьяняющими причудливыми запахами, переходил в альковы, одни из них были затянуты шторами, другие нет. В тех, которые были раскрыты, находились девицы, большей частью молодые и нагие, в расслабленных позах — они поджидали клиентов.

При появлении Шабаки, которого, очевидно, здесь знали, они поднялись и окружили пару.

— Ой, какой очаровательный молодой человек! — раздались восклицания.

И одна из них — сирийка со столь бледной кожей, что ее считали покрашенной свинцовыми белилами, — положила руку на грудь Нефернеруатон. Та едва не вскрикнула от неожиданности.

— Но…

Взглядом Шабака приказал ей молчать. Другие продолжали восхищаться нежными чертами лица мальчика; другая девушка взяла ее за руку.

Тогда пары имбирного вина ударили в голову и пробежали волной по телу Нефернеруатон.

— Пошли, выпьем вина в алькове, — предложила сирийка, которая обнаружила, что перед ней переодетая женщина.

Нефернеруатон последовала за нею. Было ли это жестом обольщения или боязни, но она повернула голову и посмотрела на Шабаку. Он пошел за нею. Почти подтолкнул ее к алькову.

Он задернул штору.

Сирийка подала питье, затем растянулась около Нефернеруатон и стала поглаживать ее лицо. Затем коснулась грудей, потом живота. Шабака, прислонившись к одной из трех стен, наблюдал за этой сценой. Девушка скользнула рукой под одеяние своей клиентки, затем приподняла его край, так что стало видно лобок. Тогда со знанием дела она начала ласкать его. Нефернеруатон закрыла глаза и издала стон.

— С разрешения госпожи Несхатор… — произнесла сирийка насмешливым тоном.

Без сомнения, хозяйка была против пребывания женщин-клиенток в стенах своего заведения.

Затем она добавила к ласкам рук ласки губ и языка. Казалось, Нефернеруатон забыла о присутствии Шабаки. В любом случае, ее это не беспокоило. Вскоре тела девушек сплелись, они крепко обняли друг друга. Опытной рукой сирийка развязала на спине Нефернеруатон повязку, которой была перетянута ее грудь, и прильнула губами к груди. Было очевидно, что Нефернеруатон неопытная девушка: она разделась полностью и отдалась ласкам, которые ей расточали.

Шабака неотрывно наблюдал за этой сценой. Над головами мерцал свет единственной лампы. Он быстро разделся.

Закрыв глаза и издавая стоны удовольствия, Нефернеруатон на коленях предоставляла себя любовным атакам сирийки. Вдруг она почувствовала другую атаку, совершенно незнакомую ей. Всем телом, на котором ощущалась выпуклость, Шабака прижался к ней сзади. Крик боли был задушен ртом сирийки.

Эта последняя атака была внезапной и жестокой, но боль смешалась с волнами удовольствия, которое сирийка усердно доставляла своей клиентке. Нефернеруатон не бунтовала. Напротив, она откинулась в объятия нубийца. Затем приспособилась к его ритму. Он был неутомим. Она издала крик, который снова был задушен поцелуем сирийки. Поняла ли последняя цель этого соития? Всегда отличавшаяся послушностью служанки, она подчинилась молчаливым требованиям постоянного клиента.

Раздался еще один крик, и Нефернеруатон ощутила спазмы находящегося в ней члена. Она уже поняла, чем обладает отныне — в настоящем и в будущем. Оставаясь на коленях и прижимаясь спиной к груди своего завоевателя, она расслабилась в руках Шабаки, в то время как сирийка продолжала воспламенять ее ощущения. Мужчина обхватил ее вокруг талии своей эбеновой рукой. Она хотела его ненавидеть, но не могла. Ее руки легли на его предплечье, в то время как другой рукой он гладил грудь своей добычи, а потом подставил ее губам сирийки.

Он был удивлен этой покорностью. Она подняла лицо к лампе, как если бы готовилась отдать богу душу. И вдруг почувствовала, что тело мужчины натянулось как струна. Буря закончилась. Наконец насытившись, она медленно опустилась на сирийку.

Перевернувшись на спину, она посмотрела на черное мускулистое тело, расположившееся возле нее на коленях, на которое падали отблески раскаленной меди лампы. Она нашла его красивым. Он тоже смотрел на ее трогательное хрупкое тело, на лоно, познавшее удовольствие, на груди, набухшие, как почки на деревьях после дождя, на преобразившееся лицо. Он понял, что никогда не испытывал подобного чувства. Их взгляды встретились. Она улыбалась.

Он чувствовал себя опустошенным.

Снова она положила ладонь на руку Шабаки.

— Ты, — прошептала она. — Значит, это должен был сделать ты.

Она притянула его к себе и вынудила своего любовника наклонить к ней голову. Затем обняла его.

Сирийка пыталась понять, что это значит. Ей было невдомек, что в ее присутствии, возможно, решалась судьба царства. Она получила три золотых кольца — неслыханную сумму.

Бывший Первый советник Тхуту наносил иногда визит Хумосу, верховному жрецу храма Амона в Карнаке. Он приносил тому несколько корзин с плодами своего урожая, в действительности в знак верности тому, кто был вначале его врагом, затем союзником, а нынче — всего лишь верховным жрецом. Когда-то пролитая ими кровь высохла, так как кровь тоже высыхает, и слова, написанные красным, со временем также покрываются пылью, как и те, что были начертаны черным.

Слуги, сопровождавшие его, доставили в резиденцию верховного жреца плоды сезона: яблоки и груши из собственных садов, поздние красные финики из своей пальмовой рощи, мешки с бобами, оливками и нутом, дыни, овощи с огорода… Хумос горячо его поблагодарил. За подарками явились жрецы, чтобы распределить их между Домом жизни, резиденцией верховного жреца и хранилищами, а часть выделить для бедняков.

— Стало быть, ты только обрабатываешь землю, — констатировал Хумос неуловимо снисходительным тоном.

— Ее щедрость меняется, но она никогда не бывает неблагодарной, — заметил Тхуту, понимающе улыбаясь.

Хумос задумался.

— Ты, должно быть, разочаровался в деле, которому служил. Вот что я тебе скажу: некогда мы действовали по-разному, но ты не понимал того, что, несмотря на все различия, мы служили одному и тому же.

Впервые верховный жрец предался воспоминаниям. Тхуту скорее догадался, нежели действительно понял смысл речей жреца.

— Ты защищал воплощения богов, меня, самого бога, — пояснил Хумос.

— Значит ли это, что эти воплощения были несовершенны? — спросил Тхуту с коварной улыбкой.

— Боги, советник, вечны, они везде. Мы видим только самую малую часть мира до тех пор, пока бальзамировщик не поместил наши внутренние органы в чаши и пока бог Тот рукой жреца не открыл наши рты, чтобы дать выход слову, отныне неслышимому для смертных. Боги являют собой мир. Вот в чем была ошибка Эхнатона, когда он намеревался их всех заменить единственным — Солнечным Диском, как если бы луна, к примеру, не была их проявлением. Он обеднял божество.