Книга Нефертити - Мишель Моран

Вперед вышел Панахеси:

— Я прикажу принести четвертый сундук, ваше величество. Они будут любить вас.

Аменхотеп ликующе рассмеялся.

— Четвертый! — приказал он.

Принесли и четвертый сундук, и золотые кольца полетели через ворота. Хоремхеб скомандовал своим людям хватать любого простолюдина или раба, который попытается перелезть через дворцовую стену.

Я в ужасе ухватилась за мать.

— Они дерутся!

— Да! — Аменхотеп улыбнулся. — Но они будут знать, что я люблю их!

Он зашагал через сад ко дворцу, слуги кинулись за ним.

— Купить народную любовь нельзя! — гневно произнес отец. — Они будут презирать тебя!

Аменхотеп остановился. Нефертити примирительно коснулась его руки:

— Мой отец прав. Это уже чересчур.

Панахеси бочком пробрался поближе к молодому царю.

— Но люди много месяцев будут говорить о великом фараоне Аменхотепе.

Аменхотеп проигнорировал беспокойство отца.

— Проведите нас в наши покои! — приказал он, и нас повели в наши новые комнаты.

Как всегда, покои фараона располагались в центре дворца. Одежды Нефертити отнесли в его комнаты, и, хотя мемфисские слуги смотрели на это, вытаращив глаза, слуги, прибывшие из Мальгатты, знали, что делают. Визиря Панахеси и моих родителей разместили в дворике слева от царя, а меня поселили в отдельной комнате справа от Нефертити — нас разделял лишь короткий коридор. Через десять дней сюда должно было прибыть войско почти в три тысячи человек; их должны были разместить в казармах под стенами дворца. Из солдат, которые плыли вместе с нами, за время пути умерло почти две сотни.

Когда я вошла в свою новую комнату, расположенную в одном дворике с царскими покоями, первым делом мне бросилась в глаза позолоченная кровать с вырезанными изображениями Беса, бога, отгоняющего демонов. Комната была большой, с пышными пуховыми подушками в каждом углу и с яркими глазурованными сосудами, расставленными на низких кедровых сундуках. Потолок поддерживали колонны в форме бутонов лотоса, а в углу Ипу уже принялась распаковывать мое имущество. Она видела, что в Мальгатте я поставила свой ящик с травами в прохладном углу, и теперь сделала то же самое и даже, как я, развесила янтарного цвета листья мирта, чтобы освежить комнату. Работая, она негромко напевала. В дверях появилась улыбающаяся Нефертити.

— Иди посмотри! — позвала меня она, ухватила за руку и потащила в царские покои.

Там она, ухмыльнувшись, отступила, а я ахнула.

Я никогда в жизни не видала ничего подобного. Комната была украшена изысканной мозаикой и росписями и уставлена золотыми статуями, изображающими самых могущественных богов Египта. Из широкого окна-арки открывался вид на ухоженный дворцовый сад и окаймленные деревьями аллеи, что спускались к Нилу. К этой комнате примыкали комната для париков, благоухающая лотосом, и комната, в которой могла работать Мерит. Я прошла во вторую комнату; там уже все было приготовлено для работы: шарики благовоний для подмышек, бигуди, щипчики, флаконы с благовониями и сосуды с сурьмой, уже смешанной с маслом фиников. Ручное зеркальце было искусно вырезано в форме анка, и повсюду, где только было можно, стояли сундучки с косметикой. Лампы были инкрустированы слоновой костью и обсидианом.

Аменхотеп сидел в углу, наблюдая за моей реакцией.

— Ну как, сестра главной жены царя одобряет эти покои? — поинтересовался он, встал и взял Нефертити за руку, так что ей пришлось отпустить меня. — Ты — первый человек, к которому твоя сестра побежала хвастаться.

Я поклонилась ему.

— Покои прекрасны, ваше величество.

Аменхотеп сел и усадил Нефертити себе на колени. Сестра рассмеялась и жестом велела мне сесть напротив них. Она весело произнесла:

— Завтра архитектор Майя начнет работу над храмом.

Я села.

— Храмом Атона?

— Конечно Атона! — огрызнулся Аменхотеп. — Двадцать шестого пахона войско начнет собирать налоги с жрецов. Первого пайни начнется строительство. Как только храм будет завершен, нам не понадобятся больше верховные жрецы. Мы сами станем верховными жрецами.

Он с победным видом повернулся к моей сестре:

— Ты и я… и боги будут говорить нашими устами!

Я отпрянула. Это было богохульство.

Но Нефертити ничего не сказала и отвела взгляд.

Ужин в Большом зале был хаотичен. Хотя сам зал был таким же, как и в Фивах, тут царила такая суматоха и толкотня, какую я прежде встречала лишь на рынке. Слуги кланялись писцам и грубили придворным, поскольку еще не успели запомнить фиванскую знать в лицо. Лишь несколько визирей присутствовали, и даже Панахеси куда-то делся — возможно, все еще разглядывал свои наряды и свои покои. Ко мне то и дело подходили женщины и благодарили за травы — женщины, которых я никогда не видела; и все они желали знать, можно ли у меня будет и впредь купить акацию, и добавляли, что готовы за нее платить, и за листья малины тоже, если я буду и дальше их обеспечивать.

— Давай, соглашайся, — подбодрила меня Ипу. — Я могу приносить тебе любые травы с пристани. Ну да, сада у тебя нет, но если ты скажешь, что тебе нужно…

Я на миг задумалась. Дело было не только в акации и малине. Женщины спрашивали меня и о других травах. О масле сафлора, чтобы снимать боль в мышцах и укреплять волосы, о фигах и иве — от зубной боли, о мирте — для лечения ран. Что-то я могла взять со своих растений в горшочках, но остальное придется разыскивать Ипу.

— Ну ладно, — нерешительно согласилась я.

— А ты будешь брать за это плату?

— Ипу! — ахнула я.

Но она по-прежнему смотрела на меня в упор.

— Женщины в гареме фараона берут плату за лен, который они ткут. И твой отец тоже не работает без платы только потому, что он работает на царскую семью.

Я поежилась от неловкости.

— Могу брать.

Ипу улыбнулась и отошла.

— Я принесу тебе еды, госпожа.

Мои родители сидели за одним столом с царем. Отныне Нефертити предстояло есть вместе с Аменхотепом, на помосте, и наблюдать за всем залом. А сегодня вечером, поскольку еще не было распределено, кому где сидеть, архитектор Майя сидел с нами под тронами Гора. Они с женой были скроены на один лад: высокие египтяне с внимательными глазами.

— Фараон желает начать строительство храма Атона, — предостерегающе произнес Майя.

Мой отец резко выдохнул:

— Он сказал тебе об этом?

Архитектор обеспокоенно оглянулся через плечо. Нефертити с Аменхотепом отнеслись к происходящему с полнейшим равнодушием; их куда больше интересовал разговор о храмах и налогах, который они вели. Майя ответил, понизив голос: