Книга Тень воина - Александр Прозоров

— Это опять ты, Лабута? — послышался громкий голос из-за двери. — Ты чего приперся? Кто меня о прошлом разе обещал медом кормить, пока сама более есть не смогу? Ну, и где твоя колода?

Рыжебородый испуганно втянул голову и округлил глаза.

— Что, не помнишь? — усмехнулся Олег.

Лабута помотал головой.

— А пива сколько в прошлый раз выпил, тоже не помнишь?

— Не, не помню, — признал мужик.

— Бывает… — ехидно хмыкнул Середин. — Ну, что могу сказать? Ты, парень, попал.

Подошел мальчишка в длинной нестираной рубахе с расшитым красной нитью воротником, поставил на стол большую деревянную миску с холодцом, схватившимся настолько крепко, что даже не вздрагивал от рывков; затем принес кувшин с пивом, две грубо слепленные глиняные кружки. Ведун налил себе, выпил, налил еще. Пиво было так себе. Мутное, слабенькое, с явным привкусом муки. Поковырявшись в миске, Олег понял, что восторгов по поводу этого лакомства тоже не разделяет, и, поднявшись из-за стола, поправил саблю, перекинул через плечо сумку:

— Ладно, пойду, погуляю. Торг тут где?

— Аккурат перед воротами крепости, — махнул рукой бортник. — В стороне чуток, но с дороги видно.

Торжище в Кшени богатством тоже не баловало. Три десятка лавок, причем только десять — нормальные, прочные срубы с открытой к покупателю стороной, а остальное — так, столы грубо сколоченные, даже без навеса. Еды тут никакой не продавали. Своей, видать, у каждого хватало — кто же станет за серебро покупать то, что само растет? На двух лавках молодые пареньки торговали товаром шорным. Видать, подмастерья — мастера сами делом заняты. Еще была лавка гончарная — но всё казалось настолько кривым и косым, что покупать этакий товар Олег решился бы только от большой нужды. В одном месте купец хвастался мехами, в другом — медным товаром, тщательно отполированным и покрытым тонкой чеканкой. У третьей ведун остановился, взял за пару новгородских чешуек несколько клубков разноцветного катурлина — нитей для вышивания. Людмиле подарить, чтобы за мавкин визит не очень злилась. Подумал, а потом взял отрез в десять локтей белой льняной ткани — детям на новые косоворотки. Отмахнувшись от продавца, пытавшегося до кучи всучить еще и кусок атласа, пошел дальше и остановился перед прилавком со всякого рода железным добром: стременами, ножами, подковами, косами, мечами.

— Чего желает добрый молодец? — встал с лавки плечистый мужик с длинной бородой, на которой имелось несколько мелких подпалин. Да и руки мозолистые выдавали в нем не торговца, а работягу. — Могу нож показать, что десяти мечей стоит, могу умбон сделать любой, какой только душа пожелает.

— Что, кузнец, не работается? — поинтересовался Олег. — Решил от молота отдохнуть, воздухом подышать?

— Тебе-то что за дело, прохожий? — отозвался мужик. — Коли надобно что — покупай. Не надо — дальше ступай. Чего свет загораживаешь?

— Э-э, мастер, такими речами ты всех покупателей отпугнешь, ни в жизнь не расторгуешься. Ты бы спросил с ласкою: чего надобно? Хорошим товаром бы похвастался. А я бы серебром с тобой поделился.

— Ну, и чего тебе хочется? — недовольно склонил набок голову бородач.

Олег, колеблясь, прикусил губу. Судя по тому, что кузнец вместо того чтобы работать да заказов дожидаться, на торг отправился, ему по какой-то нужде серебро понадобилось. А коли так — можно попробовать его загашники раскрутить. В кузне-то Людмилиной металла совсем не осталось.

— Я бы у тебя, мастер, криниц купил. Много, сколько дашь. Заплатил бы не торгуясь.

— Экий ты… — засмеялся кузнец. — Иди, гуляй, пока опять дождь не зарядил.

Олег вздохнул, двинулся дальше.

Отказ мастера его ничуть не удивил. Криница выжигается тяжело, а стоит мало — так какой смысл ее продавать? Ее ведь просто ручником обить хорошенько, размять, в слиток расковать — и она уже раз в десять дороже ценится. Коли из слитка вещь хорошую сделать — она тоже раз в десять дороже выйдет, а то и в двадцать. Вот и думай — зачем криницу кому-то отдавать и прибытка всего этого лишаться? Глупость одна.

Середин описал по торгу круг и вернулся к кузнецу — других мастеров по железу на торгу не нашлось.

— Ну, так что, мастер? — опять обратился к нему ведун. — Продашь криниц? Ты ведь места знаешь, человек опытный. Ты себе еще пережжешь. Это я тут приблудный, только на готовом работать умею.

— Коваль, что ли? — не поверил кузнец. — Коли ковкой промышляешь, то отчего сам себе металл не выжигаешь?

Олег тяжело вздохнул. Объяснить здешней публике, что такое доменные печи и мартены, что проще по каталогу сталь нужной марки заказать, чем наугад болотный грунт с углем мешать — было совершенно невозможно. Как и то, что спустя десяток веков «черный металл» будет валяться на улицах, не привлекая внимания даже вторчерметчиков.

— Ладно, криницу не дашь, может, хоть слитками поделишься? Честно признаю, работать мне нечем. Так что можешь пользоваться случаем и три шкуры с меня драть. Давай, мастер, решайся. Ныне твое дело торговое. Коли человек с деньгами пришел, то товар жалей не жалей, а выкладывай.

— Млада! — неожиданно громко закричал кузнец. — Млада, подь сюда. Пригляди за товаром моим, а у меня тут дела с заезжим молодцем. — К прилавку со стороны крепости подбежала девчонка лет двенадцати в темном овчинном тулупчике, распахнутом на груди, и в белом платке, украшенном множеством кисточек. — Погляди тут, — повторил кузнец. — Я быстро. — Мастер обошел свой прилавок и направился через торговую площадь. Середин поспешил следом к распахнутым воротам крепости.

Прямо на дороге сидели, побросав на щиты оружие, трое стражников и играли в кости. Не кубики, а именно кости — маленькие, похожие на кроличьи позвонки. Как понял ведун, суть баловства состояла в том, чтобы пробить свою кость через воротики, образованные двумя другими, и при этом не уронить ее со щита. На двух прохожих охрана никакого внимания не обратила — одно слово, черная сотня.[7]

Пройдя сумрачный тоннель между наружными и внутренними воротами, Олег оказался внутри крепости и ошарашенно крякнул: весь двор собой напоминал пчелиные соты. Огромное множество плотно прижатых друг к другу сарайчиков высотой в два человеческих роста с плоскими дощатыми крышами. Разделял эти строения даже не коридор, а натуральный лаз, в котором двое упитанных людей могли бы и не разминуться. Судя по выходящим во двор рядам бойниц, толстые стены тоже были поделены на похожие клети. Ведь не для стрельбы же по своим все их прорубили?

Кузнец остановился, выдернул колышек перед дверью в одну из клетей, посторонился, пропуская гостя. Внутри оказалось почти темно, и ведуну пришлось пару минут подождать, пока глаза привыкнут к полумраку. Вскоре Олег смог различить небольшой очаг возле двери — со следами копоти, но без дымохода, поддувала, топки и прочих «излишеств». Вдоль дальней стены и до середины помещения в четыре ряда шли полати, плотно забитые дерюжными мешками; на одной, впрочем, лежали пара топоров, молот, какие-то бубенчики, обтянутый кожей и украшенный символом солнца щит. Полати у противоположной стены тоже имелись, и тоже в четыре яруса — но на них валялись скомканные шкуры, стеганая одежда, стояли два набитых перьями мешка. Под нижним лежаком, на сплетенной из камыша толстой циновке, были сложены пузатые капустные кочаны.