Книга Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

Сезон маршей, сезон протестантской активности закончился до следующего года, хотя отдельные небольшие процессии еще случались. Настал черед международного фестиваля, праздничная пора, когда можно на время забыть о бедах своей маленькой страны. Он снова вспомнил о двух незадачливых артистах, которые надумали устроить шоу в Гар-Би.

Сент-Леонардс, похоже, влился в общее веселье. Они даже пантомиму устроили. Какой-то тип решил взять на себя убийство Билли Каннингема. Его тут же окрестили Враки-из-Баки.

Для того прозвища было две причины. Первая: он — по причине психической неустойчивости — постоянно плел небылицы. Вторая: он заявил, что родом из Баки. Вообще-то, он был всего-навсего местный, эдинбургский бродяга, не лишенный известной изобретательности. Из барных полотенец он сам сшил себе куртку и теперь являл собой ходячую рекламу алкогольной продукции, благодаря которой он еще жил — и из-за которой умирал.

Таких, как он, было пруд пруди, жили себе и жили и менять ничего не хотели, пока кто-нибудь (обычно полиция) не начинал к ним приставать. Их пытались насильно «вернуть в общество» — то бишь в честную нищету, — потому что сердце правительства черствело, а кошелек худел. Некоторые из этих людей развязавшийся шнурок не могли завязать, не разрыдавшись. Какой уж там честный труд.

Сейчас Враки-из-Баки сидел с сержантом Холмсом в комнате для допросов, где его угостили горячим чаем и сигаретами. В конце концов его выставят за дверь, сунув, вероятно, пару фунтов в руку, поскольку на его цветастом одеянии из пивных полотенец карманов не имелось.

Шивон Кларк сидела в комнате оперативного штаба. Ей пудрил мозги инспектор Алистер Флауэр.

Значит, кое-кто забыл о просьбе Ребуса относительно графика дежурств.

— Кого я вижу, — громко сказал Флауэр, увидев Ребуса. — Да ведь это наш человек из ШОБОПа! Молочка принес?

По выражению лица Ребуса было ясно, что шутка прошла мимо него, а потому Флауэр снизошел до объяснений.

— Шотландское общество «За безопасность общественного питания» — то же самое сокращение, что и у Шотландского отдела по борьбе с оргпреступностью.

— А правда, что Шон Коннери начинал молочником, — сказала Шивон Кларк. — Киноактером он стал уже потом.

Ребус улыбнулся ей, по достоинству оценив ее попытку разрядить атмосферу.

Судя по виду Флауэра, у него была заготовлена не одна такая шутка, а потому Ребус пока прикусил язык.

— Они о тебе очень высокого мнения, — без тени юмора сказал он.

Флауэр моргнул:

— Кто?

Ребус чуть шевельнул головой:

— Ну, люди из ОБОПа.

Флауэр уставился на него, потом прищурился:

— Ври, да не завирайся.

Ребус пожал плечами:

— А чего тут завираться? Я серьезно. Тамошние ребята наслышаны о тебе и уже к тебе присматриваются… Говорю, что слышал.

Флауэр переступил с ноги на ногу. Он чуть ли не застеснялся, щечки его зарозовели.

— Меня просили передать тебе…

Ребус подался вперед, то же самое сделал и Флауэр.

— …что, как только появится лишнее молоко, они тебе позвонят.

Флауэр злобно зарычал, оскалив два ряда узких зубов, и отправился на поиски более легкой жертвы.

— Он заводится с пол-оборота, — сказала Шивон Кларк.

— Поэтому-то я и называю его Заводной Оранжист.[63]

— Он что — оранжист?

— Известно, что прежде он участвовал в маршах двенадцатого июля. — Ребус на секунду задумался. — А может, лучше Коп-Оранжист? — (Кларк застонала.) — Ну а что у тебя есть для меня от наших друзей-тьюхтеров?[64]

— Вы имеете в виду ребят с Оркнейских островов? Думаю, им не очень нравится, когда их называют тьюхтерами. — Она изо всех сил старалась произнести это слово правильно, но, будучи англичанкой, потерпела неудачу.

— Запомни, — сказал Ребус, — шотландское «teuch» родственно английскому «tough».[65]Не думаю, что они возражали бы, назови я их крепкими парнями. — Он подтащил стул к ее столу. — Ну, так что у тебя?

Она открыла блокнот, нашла нужную страницу.

— Забриски-хаус — это небольшая ферма. Скромный домик — одна спальня и еще одна смежная комната…

— Тут нам, пожалуй, ничего не светит.

— Увы, сэр. Нынешние владельцы ничего не знают о прежних, но соседи вспомнили, что в семидесятые годы это место арендовал человек, который называл себя Кухулин.

— Как-как?

— Мифологический воин, кажется кельтский.[66]

— И больше он никак себя не называл?

— Больше никак.

По духу это отвечало «Фактологии плавучей анархии». Кельтский хиппи. Ребус знал, что в начале семидесятых многие молодые шотландцы подражали своим американским и европейским ровесникам, отмежевываясь от общества, присоединяясь к движению хиппи. Но спустя годы многие из них возвращались и неплохо устраивались в жизни. Он сам чуть было не стал хиппи. Но вместо этого попал в Северную Ирландию.

— Что-нибудь еще? — спросил он.

— Всякая мелочь. Словесный портрет двадцатилетней давности — этого человека описала женщина, которая с детства была слепа на один глаз.

— Это и есть твой источник?

— По большей части — да. Местный полицейский констебль там провел кое-какое расследование. Он поговорил с бывшим начальником почты и еще с парой лодочников. Для доставки провизии в Раузи нужны лодки, а почтальон пользуется собственной. Этот тип, Кухулин, жил затворником, питался тем, что выращивал. Тогда ходили разные разговоры, потому что в Забриски-хаус наезжали всякие странные люди — молодые женщины, не носившие бюстгальтеров, бородатые длинноволосые мужчины.

— Местные, наверно, были в ужасе.

Кларк улыбнулась:

— Отсутствие бюстгальтеров упоминалось не единожды.

— Ну, в таком месте чем еще развлекаться?

— Там есть еще одна ниточка — констебль попытается ее размотать. Обещал позвонить сегодня.

— Ну, ждать чуда не приходится. Ты была когда-нибудь на Оркнейских островах?