Книга Белое отребье - Джон Кинг

— Он ранен? — спросил доктор.

Доктор-азиат. Где-то под тридцать. Осматривал пациента. Мистер Джеффрис посмотрел еще внимательней и попытался увидеть еще что-нибудь, кроме крови и коротко остриженных волос. Трудно было выявить характерные черты. Через лицо пролегала глубокая и отвратительная рана. Казалось, медсестра вела себя дружелюбно по отношению к раненому, улыбалась и кивала. Он не слышал, что она ему говорила. Они разговаривали спокойно. Двое амбалов прислонились к стенам напротив, хотя он сомневался, что они не могут удерживаться на ногах. Это было больше похоже на демонстрацию наглости. Если так, этого никто не заметил. Низкорослый бульдог смотрит в пространство, его мозги промаринованы алкоголем. Молокосос с буквами YSL на майке некоторое время безучастно оглядывается, потом таращится на своего раненого приятеля, затем на доктора и медсестру. Мистер Джеффрис следовал за его взглядом, но это было весьма непросто. Казалось, он уставился на ягодицы медсестры. Мистеру Джеффрису было противно думать о том, что происходит в голове амбала. Казалось, он знал этих мужчин. Понимал их. Даже больше, чем Рональда Доуза.

Доуз по сути олицетворял прошлое. Индустриальная эра второсортной политики. Он жил в серьезные времена, но эти времена ушли. Запад уже стабилизировался и большими шагами идет вперед. Британия теперь сформирована и менее расточительна. Организованное сопротивление далее невозможно. Он знал, что Доуз был активным участником движения профсоюзов, и хотя профсоюзы разогнали уже более десяти лет назад, Доуз все еще полагал, что эти мужчины и женщины будут иметь шанс отстоять свои права. Профсоюзы вынудили нацию встать на колени. Конечно, он уважал права каждого мужчины и каждой женщины на собственное мнение. Они жили в демократическом обществе, и право личности было основополагающим. Но эта демократия должна быть чтима как левыми, так и правыми.

Естественно, в движении профсоюзов Доуз был второстепенным лицом. Несущественным. Без сомнения, многие, очень многие работали только для того, чтобы насладиться жизнью на пенсии. Государство выполняло свой минимум — снабжало их пенсией, но тем не менее протягивать руку помощи нуждающимся было делом тех, кто его окружал. Заботился ли он, например, о том, чтобы вложить в пенсионные фонды частные инвестиции? Теперь ожидания изменились. Что-то из прошлого умерло вместе с мистером Доузом. Он печалился о личностях, потому что считал личностями всех людей. Видимо, думал, что государство — это нянька.

Если Доуз олицетворял собой прошлое, то эти амбалы, стоящие перед мистером Джеффрисом, — настоящее. Их отпрыски будут представлять будущее. Толпа без культуры, потребители, которым плевать на своих сограждан. Никогда не жили хорошо, всю жизнь бьются в асфальтовых битвах. Потребляют запрещенные наркотики и выгоняют на панель беззащитных женщин. Это прямой результат многих лет недисциплинированного либерализма. Это тип таких безмозглых хулиганов, которые сбросили бы мистера Доуза с тротуара прямо в водосточный желоб. Они бы не заметили его боли, не подумали бы о том, что он одинок и нелюбим. Что за способ жить?

Странным образом такие амбалы демонстрируют естественную деградацию, начавшуюся с профсоюзного движения, хотя они живут во времена политической апатии. Они были толпой, да, но весьма опасной и организованной толпой. Он снова подумал о том документальном фильме, в котором показывались подробности использования приборов наблюдения для предотвращения уличных преступлений. Эти мужчины, несомненно, собираются в футбольные команды и организуют стычки посредством мобильных телефонов и Интернета. Профсоюзные амбалы выбирали путь насилия и дрались с полицией, которая просто пыталась исполнить волю народа. Сегодня организованные банды будут драться против чего угодно. Наркотики — источник дохода.

Такой вердикт мистера Джеффриса, естественно, не распространялся на развитие общества в целом, но как личность он имел свою определенную точку зрения. Его интересы сводились к упорядочиванию качества лечения в больнице. Бессмысленные конфронтации, такие, как вот эта, стоили больнице многого. Это элементарно чистые убытки. Если бы только они могли себя контролировать.

Дело не только в амбалах, еще и наркоманы, проститутки, алкоголики и курильщики. Каждый должен нести ответственность за свои действия. Он ни в коем случае не придерживался реакционных взглядов. Фактически, он очень далек от них. Суть его работы в том, что он имеет дело с этими реалиями. Например, он не испытывал ничего кроме сочувствия к жертвам СПИДа. Очень много людей презрительно относятся к больным СПИДом. Конечно, если бы только люди могли контролировать свое сексуальное поведение, правильно пользоваться шприцами, тогда проблема бы исчезла. Но по каким-то причинам они не могут этого сделать. Это было печально, но это не значило, что он ненавидит гомосексуалистов и зависимых от наркотиков. Люди воюют сами против себя. Паранойя и истерия. Он этого не понимал.

— Нет, его покоцали, его заштопают за минуту, — сказал бульдог в свой мобильный телефон.

Мистер Джеффрис скользнул взглядом по доктору и медсестре. Рядом с доктором лежал пустой шприц. Хотел бы он знать, употребляет ли сам пострадавший наркотики. Он не мог сказать. Эти люди сливаются воедино. Страшно признаться, но он устал. Работал весь день.

— У тебя все нормально, Чарли? — прокричал бульдог.

У мужчины, казалось, было сотрясение мозга. Он просто кивнул. Теперь медсестра обняла его рукой за плечо. В ее взгляде не было неодобрения. Она легко с ним обращалась, а он, казалось, отвечал тем же. С ее стороны это было явной попыткой предупредить любую скрытую агрессию. Она пыталась обнадежить мужчину, помочь ему оправиться от ранений, зеркальное отражение медсестры Джеймс и ее привязанности к мистеру Доузу. До тех пор, пока это не превратилось в серьезную привязанность. Он рассмотрел медсестру более внимательно и не смог найти личного мотива такого отношения к пациенту.

— Ему нужно побыть здесь эту ночь. Мы подождем, пока ему наложат швы, и поможем ему оправиться. Это невесело, но доктор сказал, что он выживет. Будет шрам, но могло быть гораздо хуже.

— Дай мне с ним поговорить, — сказал амбал с YSL.

— Держи. Нет, приезжай, если хочешь, но он тормозит, как на кумарах. К тому же ему только что впрыснули. Дело твое, — продолжал бульдог.

Мистер Джеффрис не стал прислушиваться к разговору, так как ничего интересного сказано не было. Он смотрел, как накладывают швы. Два амбала скоро уселись в кресла. В молчании. Устали, скорее всего. Медсестра была занята перевязкой пострадавшего мужчины, когда внесли женщину с сердечным приступом. Доктор подошел к ней, и амбалы испуганно посмотрели в их сторону. Казалось, они расстроились, глядя на лица женщины и ее паникующего мужа. Мужчине и его жене было около шестидесяти, женщина завернута в одеяло.

Мистер Джеффрис направился к выходу. На мгновение он занервничал, подумав о бредящем скелете прошлой ночи. Это было самое страшное оскорбление, которое он когда-либо получал на работе. Всегда все было хорошо. Он шел спокойным шагом, и тишина поглотила его. Амбалы были забыты, заперты на видео. Иногда ему казалось, что он может взять пульт управления и промотать эти сцены назад и вперед. Из видеомагнитофона в реальную жизнь и обратно в виртуальную. Он был в курсе случаев, творящихся на скорой, и мог вывести тип людей, которых привозили в больницу. При этом трудно не стать циником. Оставаться начеку. Коридоры были пусты и безопасны, и его раздражение прошло. Он поработает еще час, а затем уедет.