Книга Добрый мэр - Эндрю Николл

Он нагнулся чуть ниже. Вода дошла до рукава, но тут ему удалось нащупать контейнер кончиками пальцев. Тибо подтащил его немного ближе, пока ему не удалось просунуть палец под крышку. Тогда он вытащил контейнер и слил воду, разбухший хлеб выбросил под герань, а все, что осталось в уголках, вытер своим большим зеленым платком. «Вот, так хорошо. Впрочем, если я буду водить ее обедать, эта штуковина все равно будет ей не нужна».

Тибо подобрал пиджак с каменной плиты и, перейдя площадь, вернулся в Ратушу. Госпожа Стопак до смешного обрадовалась, увидев свой контейнер.

— Так вот какие у вас были дела! — воскликнула она. — Спасибо, господин мэр! Я думала, что… Впрочем, не важно.

— Нет, расскажите. Что вы думали?

— Ничего. Ничего. Я приготовила кофе. Хотите?

— Нет, спасибо. Надо работать.

И в этот самый момент Тибо Крович, человек, который ни разу прежде не любил, понял — и в этом у него не было ни малейшего сомнения, — что любит Агату Стопак. Это как если бы к нему на кухню вдруг вошел слон — сразу было бы понятно, что это слон, хотя он никогда не видел слонов. Ибо кто это может быть еще, такой огромный, серый и со складками на коже? Тибо вошел в свой кабинет, но оставил дверь открытой, надеясь, что госпожа Стопак будет время от время проходить мимо, показываясь в проеме. Этого не случилось. Однако Агата обнаружила, что довольно часто отвлекается от работы. Она то и дело поднимала глаза, чтобы посмотреть на эмалированный контейнер, стоящий там, где некогда — не так уж много времени прошло — пребывала маленькая коробочка из универмага Брауна. Она смотрела на него так, словно он был сделан из лунной пыли — странный объект, пришелец из мира, в котором мужчины добры, не боятся немножко утрудить себя ради женщины и, главное, не стыдятся этого.

«Кажется, он и в самом деле подходит, — шептала она. — Он добрый и любит Гомера. Он подходит».

Агата повернулась к открытой двери в кабинет мэра, надеясь, что он покажется в ней, чтобы попросить кофе или скрепок, или чтобы продиктовать какое-нибудь письмо. Но подходить к двери она боялась — возможно, потому, что Тибо Крович по другую сторону стены сидел за своим столом в полной тишине, зажав в зубах карандаш, и, затаив дыхание, прислушивался к малейшему звуку ее движений, а иногда поднимал нос, пытаясь уловить аромат ее духов.

В пять часов госпожа Агата Стопак навела порядок на своем столе, закрыла ящик и ушла. Мэр Тибо Крович слышал, как она уходит. Он слышал, как она складывает бумаги, задвигает ящик и закрывает его на ключ, слышал, как она тихо проходит по кабинету, представлял себе, как она задувает огонек кофейной машины, округлив губы идеальной буквой О, чувствовал, как она выходит из кабинета, оставляя за собой в воздухе аромат духов, напряженно ждал, когда она скажет «до свидания», и молил небеса, чтобы она промолчала, потому что он боялся не справиться с голосом, когда будет отвечать. Прошептав про себя «до свидания, госпожа Стопак», он замер, словно охотник в засаде, пока часы не отмерили десять долгих минут — просто чтобы убедиться, что она ушла, что она не вернется.

И все эти десять минут, что он ждал и прислушивался, госпожа Агата Стопак стояла на лестнице, на полпути вниз, держась одной рукой за перила, и взволнованно дышала, потому что вдруг поняла, что впервые в жизни забыла сказать мэру «до свидания» — и поняла, почему. Она просто не смогла бы. Стоя на зеленой мраморной лестнице, она почувствовала, как внутри нее начинает клубиться внезапная, странная нежность, и поспешила прочь, чтобы спастись от нее.

А наверху, в кабинете, мэр Тибо Крович достал ручку и приступил к работе, которую должен был сделать днем. Его ждали контракты, которые нужно утвердить, письма, которые нужно подписать, заявки на лицензии, которые нужно просмотреть, — и только когда часы на соборе пробили семь, он вышел из кабинета, спустился по мраморной лестнице и прошел по площади. Утки вежливо покрякали ему из реки, когда он пересекал мост. Над головой, гоняясь за ночными мотыльками, пролетали летучие мыши. Все вокруг было другим. Цвета были немного ярче, птичье пение — слегка мелодичнее, каждая утка под мостом крякала чуть громче и веселее. Все то время, что Тибо шел по Замковой улице, он разглядывал свое отражение в витринах. «Неплохо, — думал он. — Высокий. Не толстый. Не худой, конечно, но и не такой упитанный, каким мог бы быть человек, двадцать лет занимающий пост мэра». Он решил купить новый костюм. Нет, два новых костюма. И новые ботинки. Мэр такого города, как Дот, должен хорошо одеваться. Он, Тибо, этого заслуживает. И Дот этого заслуживает.

Пока Тибо шагал по Замковой улице, разглядывая свое отражение в витринах, Агата стояла у плиты, переворачивая деревянной лопаточкой яичницу с ветчиной на блестящей сковородке, посматривала в окошко на темный силуэт города и думала о нем, и то странное новое чувство, что настигло ее на лестнице Ратуши и последовало за ней на трамвае домой, плавало в воздухе вокруг ее плеч и поглаживало по спине.

— Ты сегодня куда-нибудь пойдешь? — спросила она, ставя тарелку перед Стопаком и его вечерней газетой.

— Да.

— С Гектором?

— Да. Есть какие-нибудь возражения?

— Когда он придет?

— Около восьми. Может, и раньше.

— Тогда лучше поешь.

И Агата решила, что после их ухода надо будет надолго залечь в ванну.

Несколькими минутами позже, когда Агата Стопак, сливая из раковины грязную воду, последний раз взглянула в окно, в котором уже ничего не было видно, кроме ее собственного запотевшего отражения, добрый мэр Тибо Крович сидел у себя на кухне. На столе перед ним стояла тарелка с селедкой и жареной картошкой, а рядом лежал раскрытый блокнот.

Он составлял список — список вещей, которые хотел бы подарить Агате. Сласти, в первую очередь рахат-лукум, мягкий, розовый и податливый, квинтэссенция гедонизма, символ грехопадения, такой вкусный; фруктовое желе, чтобы освежиться; имбирь в шоколаде; карамель в шоколаде. Книги: Гомер, новое издание. Нет, пусть лучше будет старое, даже старинное, потертое от множества прикосновений любящих рук. Надо найти такое. Надо разыскать. Потом духи. «Таити», он запомнил это название. Он вспоминал его каждый день. Более того, он включил слово «Таити» в список красивых слов, которые любил тихо произносить время от времени. Это слово воскрешало в памяти аромат госпожи Стопак, и, когда он произносил его, он представлял, как лежит, одетый в военно-морскую форму, на белоснежном песке под изогнутой пальмой, а рядом, положив голову на его руку, лежит госпожа Стопак с цветами бугенвиллей в волосах. Да, духи. И трусики. Мужчины ведь покупают трусики любимым женщинам, разве не так? Но посмеет ли он? Осмелится ли зайти в магазин и купить женские трусики? Мэр Тибо Крович покупает женское нижнее белье? Он жирной линией зачеркнул слово «трусики» и посмотрел на него. В нем, зачеркнутом, был упрек и вызов. Тибо написал на следующей строке «нижнее белье». Может быть, и для этого придет время. Может быть, придет. Он исписал уже целую страницу, но перечитав список, обнаружил, что многие из перечисленных вещей хотел бы получить в подарок сам, например, кожаный несессер для письменных принадлежностей, который видел на витрине универмага Брауна, или серебряную ручку. Даже гольфы, признал он, на самом деле совсем не для нее. Совсем. «Позже я добавлю сюда еще что-нибудь», — сказал он сам себе и быстро написал на самой нижней строчке: «лотерейные билеты».