Книга Сладкое утешение - Оливия Гейтс

Рашид… Несчастный Рашид все это время…

— И это еще не все. Есть причина, по которой он не пришел на джулус. Он страдает от посттравматического синдрома. Раньше он говорил, что излечился, но сегодня позвонил и сообщил, что приступы вернулись, он не может быть королем. Он попросил нас подбросить монету и выбрать, кто из нас станет монархом.

Джалал замолчал, и по выражению лица Хайдара Лейла поняла, что сказано еще не все.

— Он сказал нам, что лучше бы не возвращался. Что лучше бы он погиб в сражениях в пустыне, по тому что это избавило бы всех от страданий. Еще он сказал, что поймет тебя, если ты не подпустишь его к ребенку.

Лейла вскочила:

— Где он?

— В месте, которое дорого ему больше всего.

— Я слышала, он купил старый семейный дом.

Джалал покачал головой:

— Я тоже вначале так подумал. Но потом мы поняли, что не там он был счастливее всего.

— Тогда где? — взмолилась Лейла.

— В своей чикагской квартире.

Лейла осторожно вошла в просторную квартиру, чувствуя предельное напряжение нервов, дребезжащих от ожидания неминуемого. Внезапно она ощутила знакомое чувство присутствия.

Рашид здесь.

Он показался в полутьме второго этажа. Наградив Лейлу мучительно долгим взглядом, он наконец начал спускаться.

— Тебе не следовало приезжать сюда. Я дам тебе развод. На любых условиях.

— Я не… Я приехала не из-за того, что… Они мне все рассказали.

Бледное лицо Рашида исказилось яростью.

— Я заставлю их пожалеть об этом.

— Ты должен был рассказать мне все сам.

— Ты не должна была ничего узнать.

— У меня есть на это право. Ведь во всем виновата моя мать.

— У тебя и так достаточно тяжелых воспоминаний и психологических травм, связанных с ней. Мой рассказ ничего бы не исправил. Тебе бы стало только больнее.

— Для меня она была всего лишь плохой матерью, не позволявшей дочери жить самостоятельно. Но то, что она сделала с тобой, переходит границы понимания. Это — преступление.

— Именно поэтому я ничего тебе не сказал. Чтобы ты не чувствовала этой боли.

Лейла не могла больше находиться в стороне. Ни секунды.

— Рашид…

Он моментально отпрянул:

— Не смей. Не смей прикасаться ко мне. Даже не подходи. Это небезопасно. Я опасен.

— О, Аллах, Рашид. Мне так жаль…

— Не смей, — прорычал он сквозь зубы. — Не смей меня жалеть.

Лейла прижалась к нему и обняла изо всех сил, хотя он и старался вырваться.

— Это не жалость. Это ярость, и сожаление, и боль. Такие сильные, что могут вырвать мое сердце из груди.

Рашид застонал:

— Нет, Лейла. Не переживай. К тебе это не имеет отношения.

— Но ведь это вина моей матери.

Он наконец ослабил сопротивление, принимая ее объятия.

— Все в прошлом. Забудь. Я сумел забыть.

— Это не только в прошлом. Это и в настоящем, и в будущем.

— Клянусь тебе, что это не так.

— Я знаю о твоем посттравматическом синдроме, — всхлипнула Лейла.

— Но теперь мои приступы связаны не с тяжелыми воспоминаниями о пытках в пустыне. Думаю, теперь дело скорее в попытке контролировать себя.

— Поэтому ты никогда со мной не спал?

— Поэтому я убираю все вокруг себя, когда сплю. Раньше я просыпался и обнаруживал, что все вокруг раскидано и сломано. А матрас и простыни разодраны в клочья. Я не мог допустить того, чтобы в моей борьбе с невидимыми демонами пострадала ты. К тому же я стал терять контроль над собой и наяву. Я не могу больше быть рядом с тобой.

— Но ведь ты говоришь, твои приступы больше не связаны с нападением. Дело в стрессе, связанном с предвыборной гонкой? Ты боялся упустить трон?

Рашид закрыл глаза. А когда открыл, Лейла почувствовала, что впервые он полностью пускает ее в свою душу.

— Дело в другом стрессе. В отчаянной борьбе за тебя. Ты была рядом, но я все время боялся, что счастье ускользнет от меня. И однажды мои страхи стали реальностью. В тот день, когда ты раскрыла мой первоначальный план. Я продолжал убеждать себя, что сумею вернуть тебя. Но когда понял, что это невозможно, вернулся мой посттравматический синдром. Ведь это благодаря тебе я начал путь к выздоровлению, и когда я тебя потерял, испытал боль гораздо более острую, чем боль от самых тяжелых физических ран.

Лейла покрывала лицо Рашида поцелуями, чувствуя соленый привкус льющихся ручьями слез.

— Ты не терял меня, не терял мою любовь. Пока я жива, моя любовь всегда будет с тобой. Я создана из любви к тебе. Я была обижена, уязвлена. Я пыталась защищаться. Но я решилась на свадьбу, чтобы остаться с тобой, надеясь, что однажды ты полюбишь меня хотя бы немного. Я всегда любила тебя. И всегда буду любить. Но, Рашид, как ты можешь любить меня после того, что сделала с тобой моя семья? После того, что натворила я сама? Ты должен меня ненавидеть.

— Ты дала мне гораздо больше, чем я заслуживаю. Твоей семье можно простить все из-за того, что они произвели на свет тебя. Ты должна поверить, что одно твое прикосновение, одна улыбка, одно мгновение в твоем обществе исцелили все мои раны. И я прошу тебя простить свою семью, чтобы обрести мир в душе. Если ты со мной, у меня есть все. И прошлое, и настоящее, и будущее. Я хочу лишь быть твоим любовником и мужем. И отцом нашего ребенка.

— И королем Азмахара! — вскрикнула Лейла.

— Азмахар заслуживает психически устойчивого монарха.

— Азмахару нужен ты. Твое предназначение — править королевством, защищая которое ты рисковал жизнью. Королевством, которое ты примешь на грани гибели и поведешь к процветанию. И это королевство выбрала тебя. Как я. Потому что ты — самый лучший. Так думают даже твои соперники. Даже Амджад так считает. Ты должен стать королем.

— Клянусь честью, я выполню все твои пожелания. Но почему бы не подождать и не посмотреть, на самом ли деле я — лучший кандидат на трон.

Лейла попыталась продолжить спор, но Рашид заставил ее замолчать страстным поцелуем. И вскоре они оказались там, где впервые занимались любовью: на матрасе, который Лейла попросила вернуть на место, потому что он оказался гораздо более удобным, чем роскошная кровать.

И они вернулись друг к другу, вновь воссоединившись телами, сердцами и душами.

Эпилог

Хайдар и Джалал злились не на шутку.

— Ты сказал, тебе нужна пара месяцев.

— И когда полгода превратились в пару месяцев? — уточнил Джалал, скрестив руки на груди и не понимая, чему так радостно улыбается их суровый друг.