Книга Русские ушли - Светлана Прокопчик

Майкл растерялся. Профессор сохранял отсутствующий вид, аккуратно поддевал вилкой синтетическую лапшу, отправлял ее в рот и равнодушно перетирал остатками зубов. Шанк пялился в миску, не притронувшись к пище. И выражение лица у него было… не ахти.

— Что у тебя? — уточнил Майкл.

— В карты проигрался. Сначала все, что было, потом на жизнь играли. Проиграл. Чтоб отыграться, поставил смерть. Сначала все хорошо, я даже жизнь отыграл, потом… В общем, я должен умереть. Прямо сегодня. Срок до обеда.

Майкл выругался вслух в нарушение неписаных законов. Дерьмо, подумал он, ну зачем я научил этого оболтуса?!

Сам он никогда не воспринимал карты иначе, чем способ убить время. И не ждал от окружающих иного отношения. Азарт, дикие проигрыши, самоубийства — это не для людей его круга. Вся беда в том, что в тюрьме планка сместилась, и он забыл предостеречь Шанка: не увлекайся.

За месяц не научишься играть профессионально, хоть ты тресни. Пусть даже они шлепали картами всякую свободную минуту, пусть даже Шанк оказался поразительно сметливым. Ему не хватало опыта. Майкл поддавался ему, бывало, только чтобы ободрить.

А через месяц Майкла отселили в камеру к профессору, Шанк «прописал» у себя Киску, а сам каждый день на вечерней прогулке бегал в Верхнюю Палату — играть.

— А если я за тебя впрягусь? — предложил Майкл, думая про себя, что уж его-то раздеть почти невозможно — если, конечно, подходить к делу серьезно.

Шанк покачал головой:

— Поздно, Майк. Спасибо, но это не по правилам. Я проиграл и жизнь, и смерть.

— Кому? — спросил профессор.

— Роберту.

— Роберт… Он относительно вменяемый, но от него никогда не знаешь, чего ждать. Майк, в тюрьме свои законы. Там, за пределами этих стен, ты мог бы внести залог, равный ставке, и продолжить игру за него. Здесь не так. Ты мог бы вступить в игру до того, как Шанк заложил свою жизнь, потому что потом он стал собственностью Роберта. Поэтому в Верхней Палате не разрешают замену человека, когда в банке уже есть жизнь. Это считается игрой с новым партнером на определенную ставку. Если бы ты выиграл, Шанк стал бы твоим. Но даже если ты аннулировал бы его обязательства, клеймо раба ты с него уже не снял бы. Но сейчас действительно поздно. Смерть не отыгрывают. Ты можешь только умереть вместо него или заплатить миллиард долларов.

Майкл присвистнул.

— Таковы правила, — сказал Шанк. — Я за свой базар отвечаю. Поставил смерть — значит, надо. Мне бы еще два кантика найти… Один у меня есть, и профессор свой отдал. А то в отстойник придется.

Майкла передернуло. Покосился на профессора: тот отодвинул пустую миску.

— Пожалуй, я на выход, — обронил он. — Шанк, спроси у Лысого Гарри — у него как минимум один кантик был еще на позапрошлой помывке.

— Спасибо, проф.

Шанк ушел, так и не притронувшись к еде. Майкл понял, что ему тоже не хочется есть. Правда, уже через полчаса он горько пожалел об этом.

Можно сказать, им с профессором сегодня повезло с барщиной: сортировочный цех. Здесь было очень тепло, сквозило только у дверей, а сама работа относилась к категории «чистой».

Хуже всего приходилось на срезке. Грибы росли в длиннющих парниках — только грибной парник это совсем не оранжерея. Температура четырнадцать по Цельсию, влажность сто процентов, проветривание исключено, освещение приглушенное. По обе стороны длинного прохода ступеньками поднимаются лотки с грибницей — до самой крыши. А из лотков торчат синюшные, жирные грибы всех размеров. Майкл на срезке побывал три раза и полагал теплицы одной из худших пыток колонии: дышать удушливой вонью быстрорастущих грибов было невозможно.

Инсектицидами тут не пользовались, и плодовые тела часто оказывались проеденными червями. Чтобы выгнать паразитов, урожай погружали в отстойники — громадные ямы, наполненные соленой жижей. Свежие грибы норовили всплыть, поэтому отстойники, как крышками, закрывались рещетками, поверх которых натягивалась частая сетка. Рещетка опускалась чуть ниже поверхности и там запиралась. Работенка тут непыльная и нетяжелая, но свальщики всегда работают попарно, потому что в одиночку с замками не справиться из-за размеров ямы. Сборщики пригоняют тачку из теплицы, свальщики одновременно оттягивают язычки обеих защелок, поднимают рещетку, сбрасывают грибы и закрывают рещетку. Все. Но Майкл, спроси его мнение, лучше бы пошел в парники: нигде в колонии так не воняло смертью, как в отстойниках.

А на сортировке каторжники отдыхали. Сюда грибы подавали чистыми и подсушенными после отстойников, с пустыми ходами, оставленными червями. У них даже запах был другой — вкусной пищи. Деликатесной.

Майкл оттянул рычаг сушилки, на стол вывалилась груда сырья. Он часто попадал в сортировочный, поэтому работал машинально. Разделить группу, маленькие, меньше двух дюймов, грибки аккуратно отложить в корзину — это на консервирование. Остальные смести в чан, не заботясь о внешнем виде. Крупные плодовые тела в пищу не годятся, их прессуют и отправляют на выжимку.

Он не знал, как называется этот вид. На Земле такие не встречаются. Грибы содержали наркотик, ради которого их и культивировали. Глупо полагать, будто колония способна обеспечить себя только за счет производства деликатесов. Нет, наркотик — товар, который всегда стрит дорого и всегда востребован. Официально колония производила «препараты для медицинской промышленности», но все понимали: львиная доля этих препаратов, так называемая «некондиция», уходила драгдилерам и распространялась по нищим планетам вроде родины Шанка.

В пищевых плодах наркотика было мало. От температурной обработки он распадался, оставляя после себя пряный вкус, из-за которого грибки и угодили в разряд деликатесов. Переростки уже не кипятили, чтобы сохранить сырье для «препаратов».

Кое-кто в колонии украдкой жевал сырые шляпки — считалось, что в них галлюциногена больше, чем в ножках. Майкл даже не пытался: надышавшись в теплице ядовитыми испарениями, получил представление об эффекте и остался страшно недоволен. Грибы давали сильное опьянение с мощными видениями и тяжелое похмелье с рвотой и высокой температурой. Кроме того, Шанк как-то предупредил, что на грибы подсаживаешься быстро. И подыхаешь тоже быстро. Майкл пока не спешил на тот свет.

Но сейчас он был голоден, а острый аромат подсушенных грибов манил и дразнил. Майкл сглатывал текущие слюнки, ругая себя за отказ от завтрака. Мало ли что взбредет в голову Шанку?! В колонии нет места чувствительности. Надо было брать пример с профессора, тогда не подводило бы живот.

Майкл на воле не то чтобы любил грибы, но ел их с удовольствием. Единственный раз, когда они ему в глотку не полезли, был на Ста Харях, в последний день под кровом Бориса. То ли вонь не способствовала аппетиту, то ли общая нервозность сказалась, то ли предвидел он, что угодит туда, где этих деликатесиков немерено. Ему ужасно захотелось попробовать — каковы они на вкус, если без добавок? Наверное, размышлял он, в маленьких наркоты самую чуточку, не поведет так уж заметно. Можно выбрать и совсем малюсенькие, которые в сушке поджаривались. Соли нет, не говоря о масле… вот это-то и интересно — какой у них чистый вкус?