Книга Служители Зла - Светлана Полякова

— Правильно, — улыбнулся ее странный собеседник. — Это Двуликий Янус. Самое верное древнее изображение нашей Души. Посмотри — добро и зло. Они соседствуют, одно усмехаясь, а другое — плача о нас. Поэтому человечку так тяжело жить в подлунном мире. Он рвется на две части и не понимает, как ему сделать свою жизнь более простой и понятной. Как объединить две части этой маски в одно целое — в собственное лицо…

— Ну, это не сложно, — рассмеялась девочка. — Надо просто выбрать одну из сторон. Желательно…

Она осеклась. Еще недавно она точно знала, какую сторону души следует избрать. Но сейчас все стало сложнее.

— Ну? — Он улыбался, забавляясь ее замешательством. — Какую же из сторон выбрать ЖЕЛАТЕЛЬНО?

— Я пока еще не знаю, — призналась Душка. — Знала раньше, но теперь все изменилось. Теперь в этом городке все стало таким сложным, что я стараюсь не думать о всяких там смыслах жизни.

И она нахмурилась, потому что ей показалось, что этими словами она немножечко предала бабушку, Павлика и Мишку с Арантой.

— Не знаю, — едва слышно прошептала она, чувствуя, как против ее воли на глазах появляются слезы.

Он кивнул, едва улыбнулся и сказал:

— Вот и большинство людей так же. Не знает, что выбрать. И — не знает, что же в конечном итоге окажется добром, а что злом… Так и получается, что люди всю жизнь обречены искать ответ на этот вопрос и ощущать себя несчастными даже тогда, когда они счастливы. Это ведь несправедливо, правда?

Она ничего не ответила. Ей вспомнилось, как бабушка сказала как-то: «Счастье идущего в пути», и ей очень захотелось ответить так же, но почему-то она угадала, что ее приятный собеседник ждет совсем другого ответа и — расстроится, а ей совсем не хотелось его огорчать!

— Я еще не знаю, — тихонечко сказала она, выбирая из двух вариантов средний, чтобы никого не огорчить. — Наверное, я скоро пойму это, но пока… Нет. Пока я этого не понимаю.

И улыбнулась ему, почему-то понимая, что он догадался о тщательно спрятанном ею ответе.

Игорь шел по какой-то странной местности — вокруг него был густой лес, но безжизненный, застывший, успокоившийся навеки.

Он дошел до узкой высохшей речки — такие называются «старицами», вспомнил он, и почему-то ему показалось, что от ромашек на берегу, полувысохших, безжизненных, пахло сладковатым ладаном, как в песенке: «От ромашек цветов пахнет ладаном из ада», и в самом деле ему казалось, что это место напоминает ад, который изо всех сил пытается выглядеть раем, но у него не получается.

Было немного неуютно, он огляделся вокруг, пытаясь понять, где он находится, или увидеть хотя бы одно живое существо, но откуда-то он знал, что все его попытки — напрасны. Мир вокруг словно застыл, как на картине, и картина была написана очень хорошо, но дыхания-то не было…

Он даже подумал, что как-то тихо и незаметно для себя умер и теперь оказался в вечности…

Нет, вокруг было тихо, живописно, красиво, и эта старица, и мостик — старинный, с какой-то надписью… Игорь подошел поближе, присмотрелся. Надпись была полустерта, покрыта пылью — «вековой», усмехнулся он, протянул ладонь, чтобы стереть этот «мертвый слой», освободить крупные, выбитые буквы, и почему-то отдернул руку.

Там, внизу, у самого основания, он увидел барельеф — змея, кусающаяся свой хвост. Почему-то ему сначала показалось, что эта змея — живая, что она смотрит на него, пытаясь загипнотизировать, но он тут же пришел в себя, рассмеялся, сказав себе — ну да, вот до чего могут довести людей глупые фантазии и мертвая, слишком мертвая, тишина.

Да, слишком тихо было вокруг, только где-то далеко отвечала на безмолвный вопрос о сроках жизни кукушка. Речка тоже была застывшей и мертвой. Да и кукушка напоминала механическую, потому что куковала мерно и непрестанно.

Он подошел к мосту и присел на корточки, чтобы лучше видеть надпись.

Она была почти вся покрыта грязью, буквы истерлись, но ему удалось разобрать слова.

— Мост был построен в 1765 году, — прошептал он. — Старенький совсем… Говорят, эта дорога ведет в…

Он замолчал, потому что даже шепот показался ему громким в этой пустоте и тишине, и ему послышался тихий женский голос, похожий на Ритий:

— Эта дорога ведет в ад…

Он оглянулся, вздрогнув, потом рассмеялся.

«Бог знает какие мысли могут прийти в таком гнилом месте», — сказал он себе.

— В Старую Пустошь, — едва слышно проговорил он. — Всего лишь.

И провел рукой по лбу — что с ним сегодня? Конечно, глупо думать, что напряжение последних дней пройдет бесследно. Конечно, он перенервничал. И устал… Вот ему и мерещится…

— Ну вот, а мы туда и собирались, — рассмеялся он, пытаясь смехом прогнать из души страх. — А внизу что написано?

Там было написано непонятно, но он сумел прочитать и эти слова.

Ему почему-то не хотелось произносить их вслух. Как будто, если они вырвутся на волю, они перестанут быть только словами, станут реальными, обретут смысл, которого Игорь пока не видел, но уже почувствовал, что именно в нем таится грозное предупреждение.

«Когда мухи съедают душу, они принимаются за тело…» Бред какой-то!

Где-то в глубине леса продолжала куковать кукушка. Судя по ее предсказаниям, он должен был жить вечно.

Он приблизил лицо к цветам… Да, этот запах действительно был — немного приторный, сладковатый запах ладана, но не такой, как в церкви. И уж совсем не такой, как у ромашек. Этот ладан пахнул так, как пахло в комнате, где лежало тело его бабушки. Он тогда был совсем маленький, но ему запомнился этот странный запах, навсегда связавшийся в его воображении со смертью…

Эти ромашки пахли именно таким запахом. Он отпрянул, часть цветов от резкого движения осталась в его ладонях, Игорь отбросил их.

Надо было двигаться. Куда угодно. Ему начало казаться, что, когда он стоит на месте, он становится частицей этой ужасной, томительной вечности.

Вдалеке был виден храм без купола, скорее развалины, — он зашагал туда.

«В конце концов, наличие здесь церкви, пусть и полуразрушенной, говорит о том, что, может быть, все не так и страшно», — подумал он.

Он почти успокоился, даже начал насвистывать мелодию «Алабамы» — ай телл ю, ви маст дай. «Ну да, конечно, песенка прямо в тему», — подумалось ему, и он рассмеялся.

Храм стоял на пригорке. Поселок же расположился немного дальше, на равнине. Когда он подошел ближе и остановился, стало заметно, что стены храма обветшали и заросли. Темные пятна и трещины испещрили стены. А вокруг — и внутри — росли ромашки. Их было так много — целые ромашковые луга, и Игорь откуда-то знал, что ромашки эти тоже пахнут ладаном. Но почему-то сейчас это не настораживало его, словно он уже привыкал к этому запаху. Как и к вечной кукушке.