Книга Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл

Вот что творилось у него в голове, пока он стоял и смотрел на тело, которое шевелилось медленно, точно омар или краб, слишком долго пролежавший на суше. И во всем виноват он, только он. Господи Боже, да у него теперь миллионы высудят. Миллионы у него были, но теперь он их потерял, потому что…

Тело медленно повернулось. Оно перевернулось с живота на спину, так что впервые стало видно лицо жертвы. Кто-то опять повторил: «Он жив!», как будто то, что происходило у них на глазах, нуждалось в словесном подтверждении. Но будет ли пострадавший жить дальше? Насколько серьезны его ранения?

Водителю надо было это выяснить. Он просто не мог больше стоять рядом и не знать, что произошло. Собрав остатки мужества, он подошел к пострадавшему, который лежал теперь на спине, глядя в небо. Удивительно, но на нем совсем не было крови. Разве такое возможно? Как это может быть, чтобы большая машина на полной скорости сбила человека, зашвырнула его вон куда, а у него даже кровь не пошла?

Пострадавший медленно перевел взгляд с неба на водителя и сказал:

— Мне нужна твоя машина.

Водитель в удивлении отпрянул. Джон Фланнери говорил не просто отчетливо и обращался именно к нему, он говорил по-фламандски. Откуда он мог знать, что водитель — бельгиец, а фламандский его родной язык?

Никто из зевак на этом тягучем экзотическом языке не говорил. Они, естественно, решили, что раненый от боли помешался и бредит.

— Слушай меня внимательно, повторять я не буду. Через минуту я перейду на немецкий, и все, кто здесь собрался, меня поймут. Я попрошу тебя посадить меня в твою машину и отвезти в больницу. Это надо будет сделать быстро, потому что полиция уже близко, и, как только они сюда доберутся, все станет официально. В твоих интересах, чтобы они тебя здесь не застали.

Водитель не верил своим ушам. Он вообще не верил в то, что все это происходит с ним. Но оно происходило, и поделать он ничего не мог.

— Ладно. Сделаешь.

Фланнери произнес эти слова утвердительно, а не вопросительно, как следовало бы. Водитель промямлил «да».

Во второй раз Фланнери заговорил громче и на безупречном немецком.

— Мне больно. Больно. Мне нужно в больницу. Сейчас. Немедленно!

Он повторял это снова и снова, как какую-то плаксивую жалобу. Зеваки советовали ему подождать — ведь наверняка «скорая» вот-вот подъедет. Единственная ошибка Фланнери была в том, что он встал как-то слишком быстро для человека, серьезно пострадавшего в происшествии. Но он знал, что до приезда полиции осталось восемь минут. Так что вставать пришлось быстро. Доковыляв до «порше», он открыл дверцу и выкрикнул:

— Отвезите меня. Отвезите меня в больницу немедленно! Я не могу ждать. Мне больно! Больно!

Водитель смотрел на все это вместе с остальными. Он оставался просто наблюдателем, пока кто-то не сказал ему:

— Поезжайте, поезжайте. Полиции мы все объясним, когда они приедут. А вы поезжайте. Везите его в больницу. Полиции мы все объясним.

Озадаченный и колеблющийся водитель снова сел в машину и завел мотор. Фланнери привалился к дверце пассажирского сиденья, он был бледен, как воск, измучен болью и явно нездоров. Когда толпа зевак осталась позади, он снова заговорил по-фламандски:

— Я скажу тебе, куда ехать. Когда мы будем там, ты отдашь мне все бумаги, которые у тебя есть на эту машину, и можешь уходить. Никогда не заявляй о том, что ее у тебя угнали. Никогда не пытайся получить страховку и продолжай выплачивать страховые взносы еще два года. Потом можешь перестать платить. Ты меня понял? Этот день станет для тебя счастливым, если не будешь дураком и сделаешь все, как я говорю.

— Но как…

— Заткнись. Не задавай вопросов. Если позднее мне понадобятся бумаги на владение, я с тобой свяжусь. Но, возможно, они мне и не понадобятся. Ничего плохого на этой машине совершено не будет, так что можешь не беспокоиться. Отдашь мне ключи и бумаги, выйдешь, где я скажу, и проваливай. Или можешь отвезти меня сейчас в больницу. Тогда вмешается полиция и все остальные, и ты потеряешь все. Гарантию даю. Но если оставишь машину мне и уйдешь с пустыми руками, ничего больше с тобой не случится, на этом все и кончится. Тебе выбирать. Можно ли верить моему слову? Да.

Водитель лихорадочно соображал, какой тут может крыться подвох, думал, что же делать, что делать. А что он мог поделать? Сам во всем виноват. Дурацкий красный светофор; дурацкая новая машина. Это из-за нее он казался себе неуязвимым. Это из-за нее он чувствовал себя неуязвимым до сегодняшнего дня. А свидетелей было так много. Наверняка нашелся бы кто-нибудь, кто дал бы против него показания. Все было против него. Куда ни кинь, всюду клин.

Краешком глаза Джон Фланнери следил за тем, как раскиселивается этот придурок. Прекрасное зрелище. Фланнери всегда любил такие моменты. Он запросто мог бы похитить машину с улицы и сэкономить время и силы, которых потребовал этот маленький фарс. Но обыкновенному угону никогда не сравниться с удовольствием лично наблюдать за тем, как Хаос в два приема заглатывает человеческую жизнь. Да еще и знать при этом то, чего не знает водитель: а именно, что он уже проделывал такие штуки, и не раз.

Но это только начало, вот что главное. Фланнери мог бы выдать водителю распечатку с точным указанием того, что, где и когда случится с ним в ближайшее время, плюс-минус месяц. К примеру, сегодня он покинет свою новенькую с иголочки машину, перепуганный, утративший уверенность в себе, пристыженный собственным поведением и вообще уничтоженный. Как ни старайся, он еще долго не сможет думать об этом происшествии спокойно. Инстинкт самосохранения — вот что поможет ему унести ноги с этого места.

Постепенно его «я» пройдет весь путь от обиды и беспокойства, гнева, беспомощности и, наконец, благодарности за пощаду, как если бы то были станции на пути к главной цели его путешествия, стольному граду под названием Паранойя.

Хотя водитель и так был параноиком — успешные люди в основном все такие. Но после сегодняшнего происшествия его паранойя удесятерится и завладеет его сердцем и умом, чего и добивался Фланнери.

Отныне он по нескольку раз в день будет задавать себе один и тот же вопрос: так что же стало с моей машиной? Что стало с человеком, который ее присвоил? Что мне делать — бояться? Или стыдиться? А что, если в один прекрасный день полицейские постучат в его дверь и скажут: «Пройдемте. Есть проблема».

Что, если?.. Что если? Что, если?.. Долгие годы самые заурядные вещи, события и предметы — телефонный звонок, стук в дверь, официального вида цветной конверт в почтовом ящике — будут представлять собой опасность, угрозу, предмет беспокойства, врага. Любой ночной стук — и дневной тоже. Сегодняшнее происшествие не разрушит жизнь этого человека, но нанесет ей серьезный удар, так что она долго еще будет идти прихрамывая.

Фланнери это обожал. В четырех кварталах от своего дома он велел водителю свернуть и остановиться на обочине. Они были на Обере-Донауштрассе, рядом с Дунайским каналом. С того места, где они остановились, была видна его пенная вода.