Книга Штука - Владислав Выставной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это и есть «жижа». Формально считается, что ее уничтожают в процессе производства. Возможно, в нашей ветви Клана так и делается. Но из-за границы, смеясь над незадачливыми таможенниками и спецслужбами, жижа течет рекой.
Она дает последнюю радость самым сломленным, отчаявшимся, конченным слабакам. И они забываются, тонут в бесконечных, сладостных потоках жалости-к-самим-себе, «самым обездоленным и несчастным людям на земле». Сильные не поймут этой мазохистской радости – искупаться в собственном унижении. Все слабаки проходят через унижение, но, говорят, жижа делает с человеком просто невообразимые вещи…
Клан даже не пытается бороться с распространением жижи. Вся эта возня не для слабаков. Попавших в зависимость «подсевших» или «торчков» просто сбрасывают, как змея свою кожу – все по тому же «правилу ящерицы». И Крысы прекрасно зарабатывают на несчастных, не боясь преследования со стороны властей.
Ну, скажите, кто может помешать кому-то кого-то жалеть? Зачем это нужно? «Бред сумасшедшего», сказали бы сильные.
Даже если бы знали правду…
– Смотри, Близнец, – сказал Хиляк. – Это твое оружие. Вообще-то на него нужен специальный ордер. Но у нас с тобой вроде как чрезвычайные полномочия…
Хиляк водил у меня перед носом массивной металлической авторучкой. Ручка, как ручка, ничего особенного. Правда, немного отдавала конверсионной продукцией. Такие сувениры были популярны в конце Перестройки.
Крот сосредоточенно копался в блокноте. Водила дремал, обняв распозающийся баян. Вполне мирная картина.
И отчего мне так неуютно?
– Это – точечник, – объяснял Хиляк. – Разновидность рассеивателя. Направлено бьет концентратом «типа А». В течение нескольких секунд жертва теряет адекватность и испытывает к окружающим исключительно теплые чувства. Это значит, что тебя не убьют стразу, и появится хоть какая-то возможность смыться. В любом случае – это чисто оборонительная вещь…
– Замечательно, – говорю, – а нет опасности, что изнасилуют от большой любви?
– Очень смешно, Близнец. Ничего не могу тебе гарантировать. Смотри сюда: точечник держишь вертикально, скобой к себе. Направляешь на цель, щелкаешь, как обыкновенной ручкой. Не перепутай!
– Да… – пробормотал я, осторожно беря в руки ручку. – Не то возлюблю врагов своих…
– Вот именно! Луч достаточно широкий, может захватить двоих-троих. В стержне три заряда. Помни: есть такие ядреные анималы, которых одним зарядом не прошибешь. Вот тебе запасной стержень.
– Один?
– Не помню случая, чтобы кому-то потребовалось больше. Не успеешь ни перезарядить, ни израсходовать. Это на крайний случай. Твоя задача не авторучками щелкать, а найти чужака. Дальше уже не твоя забота… Ладно, теперь о конкретных действиях. Крот, что у нас с покупателями?
– Два варианта, – сказал Крот, отрываясь от записей. – Либо торгаши, либо «Тихая Гавань»… Послал гонца к Морфею, жду.
– Что за «Тихая Гавань»? – спросил я.
– Притон торчков, – ответил Крот. – Жижа там просто рекой течет…
– А сами там бывали? – спросил я.
Крот и Хиляк уставились на меня такими взглядами, что я быстро пробормотал:
– Простите ребята, ничего такого не имел в виду. Может, в оперативных целях…
– Туда нельзя даже в оперативных целях, – медленно сказал Хиляк. – Жижа затягивает мгновенно. Уже столько людей сгинуло…
– А что, если, все-таки, придется туда идти?
– И думать забудь. Возникнет такая опасность – сбежишь. В случае чего, воспользуешься точечником.
В стекло автобуса постучали.
Баян вздрогнул и прохрипел сонно:
– Открыто!
Двери действительно нараспашку. В них сунулась любопытная мальчишеская физиономия.
– Почта! – гонец помотал над головой костлявым кулаком.
– Давай сюда, – Крот принял у мальчишки маленький свиток, и гонец исчез. Крот долго вчитывался в послание, хмурился и качал головой.
– Ну, что там? – нетерпеливо крикнул Хиляк. – «Гавань»? Торгаши?
– Ни то, ни другое, – покачал головой Крот. – Какой-то «Омут»…
– Что?
– «Омут», говорю… Еле разобрал каракули этого Морфея… Точно – «Омут».
– Никогда не слышал. Говорил руководству: надо отслеживать пути жижи, боком она нам выйдет! – Хиляк нервно поправил шляпу. – И Крысы… Что мы вообще знаем про них? Одни только слухи…
– Ты же знаешь политику Клана, – пожал плечами Крот.
– Еще бы, – отмахнулся Хиляк. – «Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу…» Сколько раз уже вносил предложение…
– И только врагов нажил. Зачем менять устоявшееся положение вещей? Сотни лет ничего не менялось – и тут объявился умник…
– Да затем, что сейчас год за десять идет! – хмуро сказал Хиляк. – Когда последний раз анималы совали нос в дела Клана?
– Не помню…
– Вот и я не помню. А теперь мы им понадобились! Что-то меняется в этом мире, ты не находишь? А разве мы не должны меняться вместе с ним?..
Смотрю я на этих двоих, и не очень понимаю, к чему все эти разговоры. Меня собираются окунуть с головой в какую-то непонятную «жижу», мне валидол впору пить, а они философские беседы ведут!
Тихонько достал из сумки Клоуна. Посмотрел в маленькое злое лицо. Не люблю я его, но сейчас, перед походом в неизвестность, он казался мне чуть ли не братом родным. Наверное, так и появляется зависимость от этого монстра: когда знаешь, что у него на все найдется ответ. Пусть даже и неправильный.
Хиляк как-то обмолвился, что Клоун – тоже порождение бесконечной эксплуатации жалости. Кто-то здорово проливал слезы по маленькой тряпичной кукле – и она обрела душу… Странно, но у нас на родине отчего-то высшим проявлением любви всегда была жалость. Хорошо это или плохо? Знает, наверное, только эта странная кукла…
– Близнец, ты готов?
Я вздрогнул. Наверное, никогда не буду готов. Все эти шпионские страсти не для меня. Одно утешает: Крысы тоже слабаки – только отбившиеся от Клана и создавшие свой собственный, криминальный мирок. Смешно: но больше всего на свете Крысы боятся настоящих бандитов.
Одного из них предстоит сыграть мне…
Крот и Хиляк придирчиво осмотрели меня. Я должен соответствовать образу.
– Вроде ничего, – сказал Крот. – Ну-ка, сделай морду кирпичом…
Я сделал.
– Гениально! – похвалил Хиляк. – Не зря я тогда поймал тебя за шкирку. Очень убедительно!
– Не хватает чего-то… – раздался неожиданный голос.
Баян – приблизился, склонив голову на бок, будто картину рассматривал. В его глазах я впервые увидел интерес. Наверное, было в его жизни что-то, связанное с «блатным» миром.